Права нации. Автономизм в еврейском национальном движении в позднеимперской и революционной России

История Союза за достижение полноправия началась с подпольного съезда, организованного в Вильне юристами Максимом Винавером (1862–1926) и Генрихом Слиозбергом (1863–1937). Они видели свою задачу в том, чтобы собрать разрозненные политические группы и единой организацией войти в Союз cоюзов — созданное российскими либералами объединение политических партий. В ответ на объявление об основании новой межпартийной еврейской организации в Вильну съехались шестьдесят семь известных еврейских деятелей из тридцати одного города империи[305]. Созданный в преддверии революции 1905 года Союз, ведущую роль в котором играли Дубнов и другие автономисты, стал центром распространения автономистских идей в еврейской политической среде[306]. Кроме возглавляемой Дубновым фракции, так называемых «дубновцев», в него вошли сионисты во главе с Жаботинским, социалисты — главным образом немарксисты из Еврейской демократической группы Леонтия Брамсона (1869–1941), а также либералы — например, Винавер, который вскоре вошел в центральный комитет кадетской партии.

Хотя у истоков Союза стояли люди либеральных воззрений, участвовавшие в учредительном съезде националисты категорически требовали включить в Виленскую платформу тезис о еврейских национальных правах. Незадолго до съезда двадцать шесть еврейских общин подготовили обращение к российским властям, в котором, в частности, говорилось: «Как культурная нация, мы требуем тех прав национально-культурного самоопределения, которые должны быть предоставлены всем народностям, входящим в состав Русского государства»[307]. Формулировки этого обращения, собравшего более 700 подписей, вызвали яростную полемику между националистами и их оппонентами, начавшуюся накануне съезда и продолжившуюся на первых заседаниях[308]. Понятие «культурная нация» казалось слишком размытым, а требование национально-культурных прав, по сути сводящихся к праву на собственные школы и язык, — слишком слабым, чтобы его единодушно поддержали все участники. Кроме того, в декларации ни слова не говорилось о необходимости признать евреев нацией в политическом или территориальном смысле. Тем не менее виленские споры недвусмысленно показали основателям Союза — либеральным сторонникам интеграции, — что значительная часть российских евреев поддерживает политическое и юридическое определение еврейства как нации, равной другим. Одним из главных был вопрос о юридических основах еврейской эмансипации. Поскольку все еврейские политические группы соглашались, что евреи должны добиваться гражданского полноправия, главные споры, начавшиеся с Виленской декларации и тянувшиеся все время, пока существовал Союз, велись о том, насколько широких национальных прав и автономии следует требовать — по сути, своего законного права на самоопределение и национальное равенство. Дубнову и его единомышленникам довольно быстро удалось убедить членов Союза, что бороться надо не только за гражданские, но и за политические права, в том числе за общинную, языковую и образовательную автономию[309].

Дубнов еще прежде доказывал, что противопоставить национальной нетерпимости, охватившей Европу, можно только еврейский этический национализм, главным условием и гарантией которого будет служить законодательно закрепленная еврейская автономия[310]. Границы национальной автономии, утверждал он, должны быть установлены там, «где начинается вторжение в область чужой автономии»[311]. Если, как надеялись Дубнов и его последователи, юридические рамки еврейской автономии будут установлены в ближайшее время, политические организации вроде Союза для достижения полноправия понадобятся, чтобы «приготовить пути», а в неблагоприятной ситуации они пригодятся хотя бы для защиты еврейской автономии от посягательств на нее со стороны других национальных меньшинств.