Правда и Небыль

— Деньги же фотографировать! Человека, который умеет снимать банкноты, зовут работать в банк. Какие тут могут быть вопросы? Нужны были людям зачем-то каталоги своих и иностранных денег. Какая разница зачем! Главное, что он шедевры делал.

— И платили ему хорошо, — догадался Алексей Михайлович.

— Ещё как! Жил он на широкую ногу. Мастерская у него своя была. За границу всё время мотался.

— А мастерскую сдавал?

— Зачем сдавал? — удивился Степаниди. — Они с Родионовым друзья были. Разумов разрешил ему у себя пожить и работать. Когда угодно и сколько угодно. Он понимал, что Родионов — гений. Поддерживал.

— А Апятов? — напомнил Юрьев. — Он тут каким боком?

— А у Апятова мастерская в том же доме была. В смежном помещении. Даже дверь общая. Общались они. Квасили вместе. Творили. «Правда» и «Небыль» в одном месте сделаны. Прямо за стенкой. И в одно и то же время. Представь, два шедевра одновременно. Они ещё их вместе выставляли. И названия специально полярные придумали. Народ, кто к ним приходил, с толку сбивали — искусство фотография или нет? Где тут правда жизни, а где небыль. На фотографии или на картине. Тогда, знаешь, какие дискуссии кипели про искусство левое…

Юрьева охватило что-то вроде разочарования. Он всё-таки ждал, что выяснится какая-то ценная подробность, деталь, которая свяжет картину и фотографию. Оказалось, действительно бытовуха.

Степаниди тем временем продолжал разглагольствовать, помахивая в воздухе вилкой.

— Оттенки — вот что у него важно… — говорил он куда-то в воздух, — у Апятова цветоразличение было какое-то чудовищное. У него на картинах масса элементов, которых обычный человек не видит. Они только через фильтры, электроникой берутся… Особенно тёмные цвета. Их никакая репродукция не передаёт, никакое фото — нужно видеть оригинал, всматриваться…

Но Юрьев уже не слушал фотографа. Разговору что-то мешало. Банкир прислушался. Откуда-то звучало назойливое пиликанье.

Наконец он понял.

— У тебя телефон звонит, — перебил он Степаниди.

Тот охнул, схватился за карман, торопливо нажал на кнопку:

— Степаниди на проводе… Ашот, дорогой, я тебе тысячу раз говорил — не зови меня по отчеству! Меня ещё любят девушки! И вообще, люди подумают, что ты звонишь духу маршала Жукова… Что? — Лицо фотографа чуть изменилось, сделалось внимательным. — Заказ? Хорошо…

В трубке журчал чужой голос. Алексей Михайлович терпеливо ждал.

— Серьёзный человек? — волновался Степаниди. — Не врунишка, как в прошлый раз? Он понимает, что я не свадебный фотограф? Мои условия знает? Хорошо, пусть перезвонит…

Он положил телефон и виновато посмотрел на Юрьева.

— Да я понял, — сказал банкир. — Серьёзный разговор?

— Вроде того, — признал Георгий Константинович. — Но я могу отложить. Пока я с коллегами, заказчики подождут. Время, проведённое с друзьями, в счёт жизни не засчитывается.

— Не нужно, — ответил Юрьев. Ему было приятно, что Степаниди назвал его коллегой. — Ты мне, в общем-то, всё рассказал. Извини, я пойду, наверное. У меня ещё одна встреча скоро будет.

— Ну если так, то конечно, — успокоенно пробурчал фотограф. — Но тогда хотя бы на посошок?

— Георгий, мне уже довольно. Я должен за собой следить.

— А ты что, себя в чём-то подозреваешь?

— Подозреваю в потере бдительности. Послушай, у меня ещё встреча. Важная. Надо меру знать.

— Пилот меру знает. Но разве ж её выпьешь? Упал — и хватит. Ерунда, от лишних пятидесяти грамм ничего тебе не будет. Отвечаю лично. Мы в ответе за тех, кому наливаем.

Юрьев — что делать? — был вынужден согласиться выпить на посошок.

Степаниди собственноручно налил водочки, после чего встал.

— Ну, — объявил он, — самый главный тост. Стоя!

Пришлось вставать.

— За искусство! — объявил Степаниди и ухнул в себя водку — уже без изящества, зато очень лихо.

Затренькал телефон. Звонил Гоманьков.

— Ничего нет, — доложился он. — Сворачиваемся.

Юрьев почувствовал, будто тяжёлый, неудобный груз снова пригнул плечи к земле.

— Совсем ничего? Всё осмотрели? Точно всё? Тайники, может, какие? — спросил он, уже понимая, что услышит.

— Ничего, — твёрдо сказал Гоманьков. — Нет ничего. Какие будут распоряжения?

— На связи будь, — рявкнул в трубу Юрьев и ухнул свою рюмочку вслед за Степаниди. За искусство. Которое пока не нашли.

17:30. Гоманьков

Москва. Серпуховское шоссе