Подлинная подробная биография этого человека оставалась покрытой мраком для всех, в том числе и для Юрьева. Однако он знал, что Степан Сергеевич служил в Первом главке КГБ (ныне Службе внешней разведки) и был одним из последних «великих советских нелегалов». Немалую часть жизни полковник прожил на Западе. По слухам, у него было оригинальное прикрытие. Разведчик работал в американском техническом университете, готовившем кадры для НАСА и американской оборонной промышленности, но по традиции имевшем факультет гуманитарных наук. Там он преподавал не что-нибудь, а аналитическую философию. Причём считался крупным специалистом по «Венскому кружку» и его американским последователям. Профессорское звание позволяло учёному устанавливать контакты с физиками, химиками, специалистами по новым технологиям. Иногда несколько фраз, услышанных в профессорской столовой, позволяли Стране Советов сэкономить миллионы на исследовательских программах.
Так ли это было на самом деле или нет, установить точно не представлялось возможным. Полковник не любил распространяться о своём прошлом, сколько бы часов они ни проводили с Юрьевым вечерами за рюмкой крепкого индийского чая. Однако в книжном шкафу Зверобоева среди англоязычной литературы по вопросам безопасности стояла книжка некоего профессора Вильяма Адамсона с загадочным названием «Эмпирические основания модальной логики», которой там было явно не место. Вторая книга отвлечённого содержания обычно лежала у полковника на столе. Трактат «Язык, истина и логика» Альфреда Айера, малоизвестного в России британского мыслителя. Юрьев однажды спросил Степана Сергеевича, почему тот перечитывает одну и ту же не очень толстую книгу. Тот ответил так: «Японцы используют маринованный имбирь, чтобы очистить язык от вкуса предыдущего блюда. Я перечитываю Айера, чтобы отвлечься от мыслей о предыдущей задаче».
Полковник даже внешне походил на классического европейского интеллектуала. Высокий, массивный, седоволосый, с тяжёлым властным лицом — такие лица принято называть породистыми, — он производил впечатление учёного, достигшего вершин знания и теперь взирающего на мир с усталым скептицизмом. Однако книжным червём Зверобоев не был. Он руководил — а точнее, единовластно правил железной рукой — своим департаментом уже четверть века, пережив семь председателей правления.
Алексей Михайлович, больше десяти лет проработавший в Кросс-Банке зампредом, не уставал поражаться стилю мышления своего коллеги. Мозг его работал, как у шахматиста, — ходы противников он просчитывал лучше любого компьютера, а свою партию разыгрывал как по нотам. Управленческий стиль Зверобоева был именно дирижёрский: лёгкие движения, задающие ритм общей работы, и тщательнейшее отслеживание нюансов, оттенков. И особенно фальшивых нот.
Лифт остановился, открылись двери. Юрьев вышел в длинный коридор. Полковник занимал уютный кабинет, принадлежавший ранее владельцу банка. Его стены были отделаны панелями из дорогого дерева.
В «предбаннике» гостя встретила, как обычно, помощница начальника, Даша. Очень симпатичная особа. Впрочем, красна секретарша не тем, что красавица, а тем, что с факсом управляется. Даша была профессионалом высшей пробы. Одно время она работала секретарем у Председателя Верховного Совета РСФСР, до того как тот попал в «Матросскую тишину». Даша потом даже носила ему туда пирожки. Потом перешла в банк и какое-то время была помощницей Юрьева. Когда он ушёл, её взял под своё мощное крыло Зверобоев. Даша обрадовалась появлению бывшего начальника. Юрьев и сам сиял, как новый пятак: Даша оставила у него наилучшие воспоминания. Она была человеком старой школы, то есть не просто выполняла всё, что ей скажут (иногда проявляя при этом чудеса терпения и сообразительности), но и умудрялась делать многое ещё до всякого распоряжения. Более того, она отлично чувствовала нюансы. Например, умудрялась задержать человека у себя ровно настолько, чтобы её шеф успел подготовиться к разговору. В этом она не ошибалась никогда.
— Алексей Михайлович! Как хорошо, что вы зашли! Давненько вас не было, мы уже соскучились. У вас всё в порядке? — Улыбка на лице Даши цвела, как роза. Юрьев, однако, понимал, что в эти секунды Зверобоев осматривает стол — нет ли на нём лишних бумаг? О, разумеется, он доверял своим друзьям и поэтому лично просил каждого из них относиться к его привычкам снисходительно.
— Живём потихонечку, — ответил Юрьев в своём обычном духе. — У вас, надеюсь, тоже всё в порядке?
— Ах, ну вы же понимаете, всё сейчас так сложно. — Даша махнула рукой. — Да что мы болтаем, проходите.
Она открыла дверь кабинета как раз в ту секунду, когда Зверобоев уже вышел из-за стола, встречая друга. Охрана, разумеется, предупредила, что коллега прибыл, и Зверобоев ждал, прислушиваясь к голосам за дверью, чтобы не встречать товарища, сидя за столом, как подчинённого. Это было правило хорошего тона. Юрьев в своё время перенял много полезных привычек у своего старшего товарища.