Правда и Небыль

— Из этого можно выстроить шоу! — сказал Зверобоев. — Нормальные пиарщики сделали бы из вас героев капиталистического труда. Вашим противникам такое не нужно.

Юрьеву показалось, что в кабинете резко упала температура. Слово было сказано. Противники. Зверобоев всегда называл их именно так — немного старомодно и нейтрально. Гоманьков в таких случаях выражался по-полицейски — «злодеи». Зверобоев считал этот термин дурным тоном. Он говорил или «другая сторона», когда речь шла о конфликте в рамках обычных правил игры, или «противник», когда игра шла без правил.

— Вернёмся к рабочим гипотезам. Кража с целью продажи на чёрном рынке. Кража с целью приобретения. Кража с целью нанесения репутационного ущерба. Первое невероятно. Я не буду тратить время на это. Второе — картину кто-то украл для себя. У вас такой вариант был, вы его отработали. Этот, как его… Шкулявичюс?

— Да, — кивнул Юрьев.

— Могло быть. Но тогда должен быть фанатичный коллекционер. А такие люди собирают что-то одно, они не распыляются. Можно коллекционировать вино и оружие, например. Если ты не слишком увлечён и тем и другим. Нельзя быть фанатичным коллекционером оружия и при этом с такой же страстью гоняться за редкими бутылками. Тут как с любовью. Можно хотеть двух женщин, но нельзя сходить с ума по двум возлюбленным… Я думаю, у этого вашего Шкулявичюса в доме нет ни одной фотографии. Во всяком случае, на стене.

— Я могу спросить у Гоманькова… — Юрьев полез за телефоном.

— Потом, Лёша, — сказал полковник. — Едем дальше. Не исключён вариант, что коллекционер нанял специалиста, который украл для него одну вещь, а вторую взял из каких-то своих соображений. Не обязательно коммерческих. Может быть, сентиментальных. Я знаю такие случаи. У моего знакомого в Бостоне ограбили дом. Был заказ. Взломщик взял всё, что ему заказали, и ещё бейсбольный мяч с полки. На нём был автограф игрока. Взломщик был его фанатом в юности… Но то не наш случай.

— Подожди, — перебил полковника Юрьев. — Подожди, сейчас… — Он почувствовал, что какая-то мысль пытается оформиться в голове. Что-то они упустили, какую-то возможность… Ассоциации были связаны с автографом на мяче и почему-то со Степаниди. Тот ему нечто такое сказал, какую-то дал зацепку… Вот сейчас, вот сейчас…

Запиликал телефон. Напуганная мысль куда-то спряталась.

Звонила Грачёва. Сообщила, что работы в музее завершены и она вот только что лично всё обошла, проверила.

— Можно было бы открываться хоть прямо сейчас, — закончила директриса и грустно вздохнула.

Пришлось потратить ещё минуты две на сочувствие и минут десять на прощание.

Полковник терпеливо, с пониманием дождался конца разговора и продолжил своё:

— Остаётся крайний вариант. Кто-то украл картину и фотографию, чтобы их не было у вас. Сорвать выставку. Дискредитировать банк. Или тебя лично. Ты о таком думал?

— Думал, — признался Юрьев.

— Остановимся на этом. У крупного банка в год юбилея украли картину и фотографию стоимостью несколько миллионов долларов. Украли играючи, просто пришли и взяли. С кем так можно поступить? С лохами. Как называется тот, с кем так поступили? Терпила и лузер. Интересно иметь дело с терпилой и лузером? Не очень. Причём совершенно не важно, на чьей стороне правда. Неудачников не любят. Позавчера из банка вынесли картину и фотографию. Послезавтра пропадут деньги, которые клиенты вам доверили. И общественное мнение уже не исправишь. Банк может потерять миллиард, но то рядовое событие, о нём забудут завтра. А вот что у банка украли правду, — последние слова Зверобоев выделил голосом, — уже навсегда.

— Понял, — процедил свозь зубы Юрьев.

— Теперь подумай. Лучший способ, чтобы вы никогда не смогли вернуть картину и фотографию? Даже если найдёте вора?

В кабинете повисло молчание.

— Степан Сергеевич, ты к тому дело ведёшь, что их на стройке сожгли? — наконец произнёс вслух Юрьев.

— А что? Могли. — Зверобоев осторожно поправил очки. — Но нельзя исключить совпадения.

Мало ли там чего горело. Стоило бы посетить место возгорания, поискать, что осталось. Возможно, там есть опознаваемые фрагменты. Хотя я бы на месте противника постарался, чтобы их не было. Чтобы вы до самого конца не знали, существуют «Правда» и «Небыль» или нет. И отвлекали часть сил на их поиски. Суетились, нервничали, конфликтовали бы.

— Да какая теперь разница?! — Юрьев почувствовал, как сквозь горе пробивается гнев.

Холодный педантизм Зверобоева внезапно показался ему отвратительным. Он пришёл к старому другу за помощью и сочувствием. Тот доказал ему, что помочь уже ничем нельзя, а в сочувствии отказал.

— Что значит «какая разница»? — Зверобоев поднял правую бровь, изображая вежливое недоумение. — От того, что мы считаем более вероятным, зависит план мероприятий.

— Каких мероприятий? Всё уже! Выставка сорвана. — Гость усилием воли взял себя в руки. — Я еду к руководству, объясняю ситуацию и увольняюсь…

— То есть ты, Лёша, — закончил Зверобоев, — собираешься бежать, не выполнив построенной задачи.