Правда и Небыль

— Какой задачи, Степан Сергеевич? Задача может быть одна: найти картину и фотографию. Вы утверждаете, что их с большой степенью вероятности могли уничтожить. Если так, то теперь задача одна — прикрыть позор и найти виноватого. Ну вот он, тут сидит. Я — виноватый. Кто ж ещё? Председатель в банке за всё отвечает. Надо было делать, как у людей. Не имело смысла просветителей из себя изображать и выставку мутить. Отметили бы, как все, закатили бы в «Метрополе» или Большом приём человек на шестьсот с салатом оливье и балетом — и порядок…

— Ты неправильно построил задачу. — Ровный, холодный голос Зверобоева стал ещё ровнее и холоднее. — Даже хуже — ты себе её придумал. Вместо того, чтобы выполнять ту, которую тебе построили. А её никто не отменял.

— Не понял, — зло сказал Юрьев.

— Объясняю: ты должен провести выставку, максимизировать символические выгоды от мероприятия и минимизировать возможные потери. Разве не так построена задача?

— Если говорить на таком языке… — Юрьев внутренне кипел, но не хотел этого показывать, — то случились обстоятельства непреодолимой силы, которые делают выполнение задачи невозможным. Мишн, как говорится, импосибл.

— Невозможным? Ты хорошо подумал?

— Нет, пожалуйста, давай тогда уж рассмотрим варианты, — завёлся Юрьев. — В субботу восемнадцатого закрытый показ для сотрудников, бывших и нынешних. А девятнадцатого, в воскресенье, журналистов со всей Москвы на пресс-мероприятие в музей назазывали.

— Журналисты не любят работать в воскресенье, — заметил Зверобоев. — А фуршетом сейчас никого не удивишь. Не девяностые.

— Солидные редакции пришлют кого-нибудь, — сказал Юрьев. — По остаточному принципу. Мы им дадим материалы, буклеты. В понедельник отпишутся. С телевизионщиками понимание есть. Как-то так.

— Хорошо. Твои действия?

— Вариантов всего два, — сказал Юрьев. — Или мы отменяем мероприятие. Или проводим его и сообщаем всем, как нас поимели. Другие опции логически отсутствуют.

— Неверно. Вы можете провести мероприятие, не сообщая всем, как вас отымели, — предложил Зверобоев.

— Сергеевич, я, наверное, плохо объяснил, — вздохнул Юрьев. — Мы не можем сделать вид, что «Правды» и «Небыли» нет. Это — козырные картины выставки. Они напечатаны на пригласительных. Вся рекламная кампания строилась вокруг них. И если их нет…

— Если их нет, их нужно сделать. И выставить, — просто сказал хозяин кабинета. — Картину нарисовать, фотографию переснять. Хоть с репродукции.

Несколько секунд Юрьев переваривал услышанное.

— То есть ты мне предлагаешь подлог? — наконец спросил он.

— Я предлагаю контрход, — невозмутимо ответил Зверобоев.

— Контрход называется подлог, — набычился Юрьев. — Именно то, чего я в жизни не делал. Я хоть погоны и не носил, — посмотрел он в глаза собеседнику, — но честь у меня есть.

Зверобоев неожиданно встал, сделал несколько шагов. Подошёл к двери, опёрся на косяк. Юрьеву пришлось повернуться, чтобы видеть собеседника.

— Честь? Наша честь — верность, — негромко сказал Зверобоев.

— Какой-то нацистский лозунг? — вспомнил Юрьев.

— Нацисты много наворовали. — Зверобоев презрительно усмехнулся. — Они и «с нами Бог» на пряжках писали. Нет, это старые слова, их знали в Средневековье, а то и раньше. И значат они вот что. Наша честь в том, чтобы быть верными. Кому?

Юрьев промолчал.

— Тем, кто когда-то поверил в нас и взял в дело, — жёстко сказал полковник. — Тем, кто поднял нас до того положения, которое мы занимаем. Тем, кто держится вместе, чтобы выживать и побеждать. Нашим старшим товарищам.

— То есть своей банде, — заключил Юрьев.

— А хоть бы и так? Мир делят между собой сильные банды. Ты — часть одной из них. И ты должен действовать в её интересах. Почему я должен тебе напоминать?

— «Но если век скажет: „Солги“ — солги. Но если век скажет: „Убей“ — убей», — процитировал Юрьев строки из стихотворения Багрицкого.

— Очень пафосно, а значит, неверно, — оценил Зверобоев. — В большинстве случаев ложь и убийство — ошибки. На ошибках учатся. После ошибок лечатся или едут в морг.

— Но ты мне предлагаешь именно подлог, — не уступал Юрьев. — А это и есть ложь. Я в этом уверен.

— Лёша, можно быть уверенным только в том, что ни в чём нельзя быть уверенным. Я предлагаю контригру, — повторил Зверобоев. — Мы должны дезинформировать негодяев. Запудрив им мозги, сэкономим на лапше.

— Рискованно это вот всё.

— Лёша, пойми, кто не рискует, тот не лежит в гипсе. Нам надо перехитрить нашего противника.

Юрьев услышал. Старый начальник службы безопасности сказал — «нашего», а не «твоего». Это меняло дело.

— И как всё сделать технически? — спросил он. — Остались считаные дни. Изготовить подделку, которая выдержит экспертизу, работа на годы. А там будут эксперты.

— Допустим, — сказал Зверобоев. — А что с фотографией?

— Примерно то же, — ответил Юрьев. — Чтобы сделать качественную копию, нужно работать с оригиналом. Негатива не существует. Было четыре оригинальных отпечатка. Нашего нет. Остальные недоступны. Мне, кстати, о них Грачёва рассказывала, — вспомнил он.

— Интересно… — Зверобоев чуть оживился. — А что именно она о них рассказывала?