Правда и Небыль

— Алексей Михайлович, ну что вы прям как ди-тё малое, — всплеснул руками Гоманьков. — Мы же не в бирюльки играем. Не в песочнице. Вам просто не нужно знать некоторые вещи. Меньше знаешь — от страха не икаешь. Лишняя информация засоряет мозги. Вам с людьми работать сложнее станет. Многие знания — недолгие лобзания. Зачем оно вам? Через вас и так вон какой поток информации прокачивается, как через водокачку.

— Ну, допустим. Допустим. Но всё-таки хотя бы просто о том, кто был в музее накануне кражи, вы мне всё-таки расскажете?

Гоманьков улыбнулся: ситуация разрядилась.

— Пожалуйста, с удовольствием. Сколько угодно, — загадочно начал он. — Задача упрощается, потому что других мероприятий в галерее в тот день не было. Грачёва на подготовку к выставке музей в воскресенье закрыла. Ещё идёт выставка этого, как его, Шуй… Шей…

— Шайхета, — уточнил Юрьев. — Это, если что, фотограф такой был. Хороший, кстати.

— Если был бы хороший, этого Шуйхета работы бы спёрли, — заершился Гоманьков. — Но взяли фото Родионова. Короче, Грачёва тут была. Весь день крутилась. Она сама любит очень работы расставлять. Всё по многу раз переиначивает… То туды повесит. То сюды. И так по десять раз. Ну, вы сами знаете.

— Знаю, — вздохнул Юрьев.

— Короче, с ней тут ещё было восемь сотрудников музея. Монтажник, два куратора выставки, хранитель, помощница, завхоз, водитель, рабочий. Да. Ещё охранник. Ну, значит, девять. Мы всех, конечно, допро… опросили.

— Не перегнули? — забеспокоился Юрьев.

— Ну что вы, Алексей Михайлович, как можно, — сделал обиженный вид Гоманьков. — Мы же интеллихентные люди. Не перший год на транш-порте. К гражданам и гражданкам подходы знаем… Из наших приезжала Репина. Образец каталогов Грачёвой принесла. Ну и смотрела. Как и что. Потом Кочетков. Он у Дроновой работает. Бумажки какие-то привозил Грачёвой на подпись. Счета или договора — не суть.

Юрьев вспомнил Кочеткова. Молодой парень. Старательный. Обходительный. Перспективный. Профессионализмом до Дроновой не дотягивал, но Репину, пока она в декретном отпуске была, замещал. Расстроился сильно, когда Алёна вышла на работу через десять месяцев. Понравилось человеку рулить. Но молод ещё. Это, конечно, недостаток серьёзный. Но он быстро проходит. Вся жизнь впереди. Всё будет.

— Ну вот, собственно, и всё, — закончил Гоманьков.

— Хорошо. А делать-то что собираетесь? — Юрьев обратился к Зверобоеву. — Зная вас, Степан Сергеевич, подозреваю, что вы уже давно хитрый план составили и с коллегой поделились. Может, и мне расскажете?

— У кадетов нет секретов. План простой. Мы нашли три подходящие кандидатуры для распространения информации. Когда завтра сотрудники придут на предпоказ, мы запустим слушок, что работы — ненастоящие. И будем смотреть, кто и как на него реагирует. Если кто захочет жалом поводить, то рано или поздно на наших агентов выйдет. — Зверобоев намеренно употребил слово «агенты». — А у каждого из трёх агентов своя версия будет для любого интересанта. Их дело — эти версии всем интересующимся скормить и, главное, запомнить, кому что сказали. Ну а дальше мы посмотрим, какая из историй всплывать начнёт. И поймём, как, через кого информация гулять пошла, и, главное, может, на злодеев выйдем. План-то у нас простой, не очень-то уж и хитрый. Детская такая схема. Для яслей. Её со Средних веков пользуют, — добавил он. — Но работает.

— И кто эти трое? — На этот раз Юрьев повернулся к Гоманькову.

— Дронову мы выбрали. Девушка в теме. К ней точно пойдут. Вашего помощника Игоря Анохина задействуем. Он к выставке отношения не имеет, зато знает всё, что в офисе происходит. И другие в курсе, что он много чего знает. Сам он вне подозрений. Я его через такое мелкое ситечко пропустил…

— Третий кто?

— Мстиславский.

— Гриша? — удивился Юрьев. — Он не запутается? Человек-то он хороший, но это… как бы сказать помягче… артистический.

— Ему я доверяю больше всего, — неожиданно сказал Зверобоев. — Товарищ жизнь свою прожил так, как считал нужным. Всегда занимался только тем, что ему было интересно. И больше — ничем. Кстати, артистическая натура, неартистическая, а на риск человек способен. Я-то знаю. Поверь старику. И у него всё в порядке с самоуважением. Если он за что-то взялся, сделает.

— Интересный взгляд, — задумчиво сказал банкир. — Возможно. Но он же не всегда на реальности сфокусированный! Помнишь, телефон забыл включить?

— Ему было неинтересно, — ответил Зверобоев. — А тут он загорелся. Видимо, давно хотел поиграть в шпионов. Так что я его уговорил на энтузиазме. — Он усмехнулся.

— Ну, понятно, — не стал развивать тему Юрьев. — А с Разумовским что-нибудь прояснилось?

Гоманьков покачал головой:

— По линии Интерпола о нём ничего не известно. В России человек не бывал, так что у погранцов его в базах нет. В поле зрения органов не попадал.

— А если покопать по архивам на родственников? Ведь явно же из наших бывших. Белой акации цветы эмиграции… и всё такое. У НКВД в бумагах был порядок, как в танковых войсках. Я на Кузнецком Мосту бывал. У них там всё на всех подшито.

Гоманьков поджал губы.