Правда и Небыль

— Вариант рабочий. Но не сейчас. Я не могу распылять силы. Мне бы главную угрозу отработать, а не отвлекаться на… — Иван Иванович, явно вспомнив предыдущую сцену, сдержался и высказался нейтрально: — У нас нет времени и ресурсов.

Юрьев снова напрягся — на этот раз больше умственно, а не эмоционально. Начальник службы безопасности уже второй раз явно, хотя и под благовидным предлогом, отказывается делать то, что просит руководитель банка. Раньше он себе такого не позволял. Банкир всмотрелся в лицо Гоманькова. Лицо производило впечатление здорового, но что-то в нём не так. Было заметно, что за кожей ведётся уход. И всё-таки небольшие мешки под глазами, красные сосудики… всё это выглядело нехорошо. «Работает на пределе? — подумал Алексей Михайлович. — Или что-то ещё?» Ему почему-то на ум пришёл вопрос, который задал в машине Саша-сибиряк, когда в понедельник Юрьев подвозил его от музея до метро. Тот спросил, доверяет ли он Гоманькову.

— А давайте я покопаю, — нарушил тишину Зверобоев. — Я послушал Степаниди и Лобанова.

Они мне много рассказали про историю вещей, которые украли. С картиной и фотографией не всё так просто. Это вещи — ценные не только как объекты искусства. Там ещё что-то есть. Что — не знаю, но интуиция моя говорит, что есть. Для кого-то, возможно, они не только и не сколько художественная ценность, но и какая-то другая. Там история с тридцатых годов тянется. Или раньше. Крутой замес.

— Под «Небылью» что, портрет работы Пабло Пикассо? — иронически спросил Юрьев.

— Я и такой вариант прокачивал, — серьёзно сказал Зверобоев. — Думаю, что до Джоконды мы вряд ли доскребёмся. Ценность представляют оба предмета в комплекте. За ними охотятся именно как за парой вещей. Такие случаи бывали…

В семьдесят втором через шифровальщицу в ФРГ мы их шифровальные блокноты получили. У нашего человека всего три часа было. Он тоже в музее под крышей искусствоведа работал. Так удобней было встречаться с агентами. Ну, шифровальщица тоже в музей пришла. С блокнотами под кофточкой. Он чувствовал, что за ними следить могут. Но не растерялся. Прямо в музее карандашом на нескольких старых офортах за три часа на обороте коды все и переписал. Кто их там разберёт. Короче, взяли его потом быстро. Ничего не нашли. Ни плёнки, ни бумаги. Он правильно всё рассчитал. Место его рабочее обыскивали. Не по одному разу. Чисто. Наши его, конечно, потом вытащили. Он и рассказал, где шифры записаны. Зарядили венгерских товарищей. Выставку даже в Будапеште специальную организовали по Баварскому офорту Средних веков. Заказали эти работы у немцев по музейному обмену. И ещё много чего, чтобы не было подозрений. Взамен лучшее из венгерских музеев предложили. Дойчи клюнули. Вывезли офорты в Венгрию. Но не все. Наиболее важных ключей, без которых шифры взломать невозможно, мы не получили. Реставраторы, собаки, часть работ тормознули. Мол, в плохом состоянии. Обнаружили, что цифры какие-то карандашом недавно нанесены, ну и отреставрировали. Воссоздали, так сказать, первозданный облик. Стёрли всё на фиг. И у себя оставили. В общем, тетка та, шифровальщица, ни за что ни про что в итоге спали-лась. Вот такая петрушка.

— Думаешь, там шифры записаны? — усомнился Юрьев.

— Всё может быть, — загадочно улыбнулся Зверобоев. — Мы пока не знаем. Если найдём работы, тогда и поймём. Но для этого надо сначала план наш выполнить. Завтра музей для сотрудников открыт будет на предварительный показ им выставки. Вот тогда-то мы и начнём нашу операцию. Фотография дипломатической почтой уже долетела. Сейчас её поставим. Копия картины тоже уже на месте. Пойдёшь назад — посмотри. Как новая…

Ну, тьфу, то есть как старая… Не отличишь от настоящей. Посыхалин ваш гений точно был. Зря его… — Зверобоев повернулся. Офисное креслице под ним скрипнуло. — И ещё одно. Теперь я почти уверен, что фотография и картина не уничтожены.

— А как же пожар на стройке? — поинтересовался Юрьев. — Ты же сам мне говорил, что сожгли нашу «Правду», скорее всего? И «Небыль» с ней заодно.

— А вот это мы разъяснили, — с удовольствием сказал Гоманьков. — Рабочие украли бидоны с краской и продали их налево. Чтобы замести следы, подожгли сарай, где краску хранили. Но подожгли хреново. Половина сарайки сгорела, и всё. Там гореть особо-то нечему было. Нашему человеку бригадир рассказал.

— А что с рабочими? — поинтересовался Юрьев, любивший во всём завершённость.

— Не знаю. Какие-то таджики или узбеки были… какой с них спрос?

— Хорошо, если так, — с сомнением сказал банкир, вставая. — Всё, что ли, рассказали?

— Всё, что могли, — сказал Зверобоев. — И вот ещё. Пока вся эта история не кончится, относись к себе, как к неразряженной гранате. Рвануть может в любой момент. Чеку не выдергивай. И в людей не бросайся.

— Вы мне только тогда злодея найдите и поближе подведите. Вместе взорвёмся. Оба полетим. — Юрьев завершил разговор на позитивной ноте. Теперь у него появилась робкая надежда выкарабкаться.