Правда и Небыль

Во втором главке жизнь Гоманькова не задалась. Ему не нравилось шарить по чемоданам иностранцев в гостиничных номерах, в то время как члены понаехавших к нам делегаций или залётные интуристы, которых подозревали в работе на иностранные разведки, находились на переговорах или на больших венгерских автобусах «Икарус» разъезжали по экскурсиям. Иногда, конечно, молодому оперативному работнику везло, и он умудрялся находить интересные вещи. В белье. За вторым дном чемоданов. В дамских сумочках. В ящиках столов. В туалетных принадлежностях. В унитазе один раз было. Но копаться в чужих трусах и лифчиках Ивану не нравилось. Он не был фетишистом. Гений маскировки имел дело в общем-то с наивными, примитивными и в массе своей беспечными подопечными. Людьми, которые не умели или не хотели маскироваться, шифроваться. Он был на голову выше их всех. Заходя в помещение, молодой старший лейтенант сразу знал, где что искать. У него был нюх. И если что-то ценное было, то он находил.

В паре с ним работал Художник. Он ничего никогда не мог, да и даже не пытался найти. У него была другая работа. Он просто заходил первым и всё осматривал. Внимательно. Иногда долго. А потом стоял и смотрел, как Гоманьков занимается шмоном. Запоминал, где, что и как лежало, где была лёгкая пыль, а где — волосинки или кусочки ворса. Об этих вещах Гоманьков не думал, хотя всегда старался аккуратно всё класть на место. Как было. Художник начинал работать после того, как Иван заканчивал своё дело. За несколько минут он приводил помещение в первозданное состояние. Никаких следов постороннего присутствия. Никаких мелочей. Ничего. Это был настоящий Мастер своего дела. Как и Гоманьков. Они были прекрасным тандемом. Который распался вместе с развалом СССР.

Оба демобилизовались. Напарник всплыл в Центральном банке. Он стал настоящим Художником. Занимался дизайном банкнот и монет. О его прошлом на его новом месте работы знали всего несколько человек. И Гоманьков. Он тоже пошёл на работу в банк. Не в Центральный, а в иностранный. Рыскать по столам в приёмных и кабинетах своих начальников Гоманьков не любил. Он и так лучше самих обитателей кабинетов заранее знал, где, что и у кого может лежать. Никто из сотрудников банка даже и не пытался что-то скрывать и как-то маскироваться.

Один председатель правления Юрьев почему-то умудрялся более чем странно себя вести. Будто его где готовили. Сейфы у Юрьева (их зачем-то было три) Гоманьков на всякий случай регулярно проверял. Они всегда были чистыми. В каждом из них почему-то лежали то ли волосинка, то ли кусочек скрепочки, то ли маленькая бумажка. Каждый месяц разные. Значит, хозяин открывал сейф. Следов хранения денег, документов, иных предметов не было. Что наводило на мысли о том, что волосинками, скрепочками и бумажками Юрьев пытался поставить капканчик, маркер, определяющий, залезал ли кто посторонний к нему в сейф или нет. Наивно. Детский сад. Гоманьков каждый раз смеялся над своим глупым начальником. Тот вообще не понимал, с человеком какого калибра и масштаба имеет дело в лице Гоманькова.

Опыт работы в паре с Художником пригодился сильно. Начальник безопасности сначала медленно открывал дверцы металлических шкафов, чтобы не сдуть волосинки, бумажки, скрепочки с тех мест, на которых они лежали. Если резко открыть дверцу сейфа, их обычно сдувало, и факт вскрытия мог быть засвечен. Кто его знает, случайно они тут оказались или нет. Всё шло хорошо до того момента, когда во время очередного вскрытия, которое Иван Иванович делал уже машинально, по привычке, совершенно не ожидая ничего обнаружить, он наткнулся в третьем, последнем, сейфе на рабочее тело. У него случился шок. Пришлось потом две недели заниматься делом с эскалацией, чтобы отойти. В третьем сейфе было рабочее тело. То, которое он любил больше всего. Откуда Юрьев мог знать про вкусы своего подчиненного, было совершенно неведомо. Скорее всего, он и не знал. Этого не могло быть, потому что быть не могло. Ни при каких обстоятельствах. На этом стоял мир. Скорее всего, случайность. Такое ведь бывает. Хорошее — оно всегда хорошее. А Гоманьков брал только самое лучшее рабочее тело. Почему и Юрьев с его отменным вкусом не мог взять такое же? Вот он и взял. Наверное.

Этот случай напугал старого контрразведчика насмерть. Как тогда. Когда на экзамене в лесной школе после попойки с Васькой Карякиным старый полковник пробуравил его взглядом, от которого шерсть на попе у молодого курсанта встала дыбом. Но ведь полковник ничего не заметил. Не мог. Гоманьков шифровался. И Юрьев ничего не мог заметить. А рабочее тело, скорее всего, оставил в сейфе просто так. Или для себя, или для кого-то другого. Зачем в сейфе — непонятно. Председатель вроде не шифровался.