Правда и Небыль

— Света, ну зачем же ты пытаешься сделать меня козлом отпущения? Любовь зла. Козлы этим пользуются… Но вообще-то, если женщина называет мужчину козлом и негодяем, значит, он всё правильно сделал. И о разрушении какой семьи идёт речь? Разве ты развелась со своим итальянцем? — удивился собеседник. — По моим сведениям…

— По твоим сведениям! Я ненавижу твоё шпионство! — Грачёва зашипела, как гусыня. — Нет, мы не в разводе. — Она взяла себя в руки. — Просто стали чужими. Между нами давно ничего нет. Зато я удобна в качестве жены. На зиму, когда у них период интенсивной светской жизни. Красивая, умная, всё понимающая женщина. Ни капли ревности, ни грамма претензий. Итальянка давно бы выгнала его.

— Света, но при чём тут я? — Гость отпил ещё немного кофе. — Мы оба пришли к выводу, что наши… отношения были ошибкой. Ты выдумала человека, которого никогда не существовало. Ая…

— А ты меня обманул, — закончила Грачёва и всё-таки взяла свой капучино. Он был холодным и невкусным. Но ей было всё равно: ей нужен был кофеин.

— Женщины любят ушами, а мужчины — глазами… ну или где придётся. Поэтому женщины красятся, а мужчины иногда обманывают. Но я никогда не лгал тебе, Света, — проговорил мужчина. — Ты не права. Не хочу с тобой спорить. Спорить с женщиной — это как тушить огонь бензином.

— Ну хорошо, я не права, но ты же можешь по крайней мере попросить у меня прощения? И потом. Я не сказала «лгал». Я сказала «обманул», — отрезала Грачёва. — И вообще. Что тебе нужно?

— Консультация, — ответил гость. — Просто консультация по одному вопросу. Касается «Правды» и «Небыли».

— Ну конечно! — воскликнула Грачёва. — Ты тоже замешан в этой истории? Спасаешь Юрьева?

— Можно сказать и так. — Мужчина с видимым удовольствием допил свой напиток.

— Перед Юрьевым я виновата, — признала Грачёва. — Хорошо. Спрашивай.

— Видишь ли какое дело, — задумчиво сказал человек, пришедший к хозяйке Арт-музея. — Я заинтересовался историей украденных вещей. Картины и фотографии. То есть судьбой их авторов — Апятова и Родионова. Начал собирать сведения. Разговаривал со Степаниди…

— Красавец мужчина, — улыбнулась Грачёва. — Будь я помоложе… Лет хотя б на тридцать…

— И замечательный собеседник. Но у него есть минус. Он живопись не любит. То есть любит, но для него в мире есть только фотография. Мне показалось, что он… как бы сказать… о чём-то умолчал в связи с Родионовым. Потом я разговаривал на ту же тему с Лобановым. И у меня тоже осталось ощущение недоговорённости. Теперь вот ищу человека, который поможет собрать весь пазл до конца.

— По адресу обратился, — усмехнулась Грачёва. — Ты же знаешь, я люблю всё выяснять до конца. Что тебе известно?

— Я знаю, что Апятов и Родионов работали в одной мастерской… — начал гость. — У них была какая-то общая страсть, Зоя…

— Понятно, — Грачёва презрительно усмехнулась. — Зоя Сиверс. Девушка непростая, между прочим. Из старинного остзейского рода. Долго это умудрялась скрывать, неизвестно даже, как у неё это вот всё получалось. Неправильное было у дамы социальное происхождение для тридцатых. Она была музой Родионова, а он был с ней жесток.

— Бил? Унижал? — уточнил гость.

— Это ты меня унижал, — парировала Грачёва. — Разве что не бил. Но Родионов поступал с ней хуже. Он её использовал. Правда, не так, как ты использовал меня. А в качестве дешёвой фото-модели. Она красивая была. Очень. Хорошо быть красивой. Потому что мужики лучше видят, чем соображают. Так вот, Родинов эту красоту эксплуатировал, чтобы делать легковесные снимки на потребу публике и властям. Представляешь себе дворянку в образе рабфаковки, трактористки, отличницы, комсомолки и физкультурницы на параде? Смешно это всё было. Она-то на самом деле натура была такая тонкая, одухотворённая, по фотографиям видно. А на снимках Родионова смотрелась как лань, которую в телегу запрягли. Это было ужасно.

— Ты драматизируешь, — заметил собеседник. — Я заказал себе подборку снимков Родионова, — сказал гость, кладя на стол несколько фотоснимков. — Мне они запомнились. Такая, знаешь ли, бьющая через край жизнь. Энергия.

— Это всё было не её, — заявила Грачёва. — Это Родионов. Гуляка, пьяница, повеса. Они с Есениным одна пара были. Зое он нравился. Сначала. Пока не появился Апятов. Скромный такой, тихий, безнадёжно влюблённый. Полюбил страстно и безнадёжно. Она сперва взаимностью не отвечала. Пока тот не написал «Небыль». Картина вообще-то про Зою. У них много общего было. И он и она зрение какое-то имели особенное и могли видеть то, что другие и разглядеть-то не могли. Вот Апятов этим и взял. Нарисовал не портрет, нет. Но больше, чем портрет. Всю душу, страсть в свою работу вложил. В общем, покорил даму, в самое сердце сразил. Ну, она ему и ответила взаимностью. А Родионов потом чуть с ума не сошёл. И себя, и Зою погубил.

— И как же?

— Он сделал эту проклятую «Правду».

— А в чём же месть?