А затем он, точно исследователь тропических лесов, раздвинул ветви бирючины и просунул туда голову.
– Эврика!
Мы тут же последовали за ним в проделанный в изгороди лаз и выбрались – как ни странно, не слишком исцарапанными – на лужайку у задней стены дома. Собственно, это был не просто дом, а поместье, принадлежавшее семье Холлингзуортов, и вечеринка там была в самом разгаре. Ничего подобного я в жизни не видала.
Задняя часть дома простиралась перед нами подобно некоему американскому Версалю. За изящными решетками французских окон виднелись не менее изящные бра и канделябры, светившиеся теплым желтым светом. На вымощенной плиткой террасе, которая высилась как пристань над тщательно выстриженной лужайкой, несколько сотен человек, разбившись на небольшие группки, весело беседовали, прерывая разговор лишь для того, чтобы взять с подноса круживших рядом официантов коктейль или канапе. Над всем этим к заливу Лонг-Айленд томно плыла музыка, исполняемая оркестром из двадцати музыкантов, невидимых глазу.
Наш маленький отряд, перебравшись через ограду террасы, следом за Дики направился к бару. Бар был огромен – такие, пожалуй, встречаются только в ночных клубах. Здесь имелся полный набор спиртных напитков, не считая виски и джина. Немало было и ярких бутылок с ликерами. Подсвеченные снизу, бутылки эти выглядели как трубы некоего фантастического органа.
Когда бармен повернулся в нашу сторону, Дики с нежной улыбкой сказал ему:
– Пять порций можжевелового джина с тоником, старина, – и с полным удовлетворения видом законного гостя, опершись спиной о барную стойку, принялся разглядывать присутствующих.
Только сейчас я заметила, что он успел нарвать в саду маленький букетик цветов и сунул его в нагрудный карман смокинга. Как и сам Дики, букетик выглядел, пожалуй, чересчур ярким и легкомысленным и был несколько не к месту. На этой террасе собралась совсем иная публика: большинство мужчин давно уже утратили юношескую розовость щек, густые беспорядочные кудри и проказливый блеск в глазах; а женщины, обладавшие несомненным вкусом зрелости, были облачены в дорогие длинные платья без рукавов и украшены весьма скромным количеством изысканных драгоценностей. Все они увлеченно беседовали, и беседы эти издали казались на редкость приятными и непринужденными.
– Но я не вижу здесь никого из
Дики кивнул, грызя стебель сельдерея.
– Вполне возможно, что мы попросту угодили не на ту вечеринку. Это еще предстоит выяснить.
– Ну и куда же мы,
– Из надежного источника мне стало известно, что этот вечер с танцами собирался устроить один из сыновей Холлингзуорта. Во всяком случае, это совершенно точно поместье Холлингзуортов, и это совершенно точно танцевальный вечер.
– Но?
– …Но, возможно, мне следовало бы сперва выяснить, кто из ребят в этой семье его затеял.
– Шуйлер ведь сейчас, кажется, в Европе, да? – спросила Хелен, которая вечно не доверяла собственным умственным способностям, но тем не менее частенько изрекала нечто весьма разумное.
– Ну, вот все и выяснилось! – воскликнул Дики. – Значит, Скай не пригласил нас на эту вечеринку исключительно по той причине, что в настоящее время находится за границей.
Он подал каждому из нас бокал с джином и тоником и заявил:
– Так, теперь двинем в сторону оркестра.
С соседской лужайки со свистом взвилась еще одна ракета и взорвалась у нас над головой, рассыпав целый сноп искр. Я решила пропустить своих приятелей вперед и, оставшись одна, потихоньку ввинтилась в толпу.
С тех пор, как я познакомилась с Дики в баре «Кинг Коул», я уже несколько вечеров подряд таскалась вместе с его «странствующим цирком». Эти ребята, только что закончившие лучшие загородные школы и колледжи страны, были напрочь лишены каких бы то ни было целей в жизни, что, впрочем, отнюдь не превращало их в плохую компанию. Пока что у них, правда, было не так уж много карманных денег, да и никакого особого социального статуса они обрести не успели, но были на грани обретения и богатства, и статуса. Им всего-то и нужно было – прожить еще пяток лет и постараться за это время не утонуть в море и не оказаться за тюремной решеткой, и тогда гора сама придет к Магомету: они получат и свою долю дивидендов, и членство в «Рэкет-Клаб», и ложу в опере, и достаточно свободного времени, чтобы ею воспользоваться. Если для очень многих Нью-Йорк представлял собой некую сумму вещей, которые навсегда останутся для них недосягаемыми, то для этой компании лоботрясов Нью-Йорк был городом, где неправдоподобное становится правдоподобным, невероятное – вероятным, невозможное – возможным. Так что я понимала: если хочешь сохранить в порядке собственные мозги, нужно время от времени расставаться с этой компанией.
Когда мимо меня проходил официант, я моментально сменила свой джин-тоник на бокал шампанского.