Право на пиво

— Подожди! Мы ожидали чего угодно, но только не того, что увидели. Мы ведь привыкли, что космос состоит из островков материи, между которыми пустое пространство. И вдруг… вглядевшись, мы обнаружили — далеко за границами той зоны, что мы могли наблюдать раньше, характер строения Вселенной резко меняется. Вместо отдельных галактик, рассеянных в пустоте — сплошная стена. Полупрозрачная. Что там, за ней, разглядеть пока не удалось. — Профессор посмотрел на жену. — Ты знаешь, что это напоминает?

— Нет, — испуганно отвечала Наталья.

— Ты видела бокал с пивом? Пузырьки, цепочкой поднимающиеся со дна. Вот образец нашей Вселенной. Цепочки пузырьков, а потом — стекло. Пузырьки — это галактики. А недавно мы увидели стеклянную грань нашего бокала.

Под взглядами сидящих за столом, профессор Бычков неторопливо налил себе в бокал пива. Все внимательно наблюдали. Пиво запенилось, бесконечный поток рождающихся и лопающихся пузырьков напоминал о тщетности всего сущего.

— Мы выяснили, что больше всего характеристики нашей Вселенной подходят светлому, пенистому пиву, — Николай указал на «Оболонь».

Пораженные члены семьи не знали что сказать. Наконец высказался сын Ваня.

— Папа, а как же теория расширяющейся Вселенной? Ведь установлено, что все галактики удаляются друг от друга.

Николай с гордостью посмотрел на сына.

— Хороший вопрос. И на него есть ответ. Это очень просто. Мы ведь наливаем со дна. Внизу бокал уже, потом расширяется. Поднимаясь, пузырьки удаляются друг от друга.

Пока Ваня осмысливал услышанное, неожиданно выступила теща.

— Постойте, Николай, как же так? Если верно, что вы говорите, то ведь… чем же это кончится? Нас ведь…

— Не волнуйтесь, Мария Степановна. Течение времени на разных уровнях разное. То, что мы ощущаем за секунду, там, — он показал на свой стакан, — может длиться миллиард лет. — И задумчиво взглянув на потолок, добавил: — Если нас и выпьют, то еще не скоро.

Однако теща на этом не успокоилась.

— А как же Бог? — спросила она.

— Бог? Кто знает… — Николай налил из бутылки пиво жене. — Быть может в эту минуту я сам Господь Бог, совершающий Великий Акт Творения.

Пиво пенилось. Если бы профессор Николай Бычков мог вглядеться в один из пузырьков так, чтобы увидеть мельчайшие детали, увеличенные в триллионы-триллионов-триллионов раз, возможно он бы увидел и услышал…

— Господа, сейчас я сделаю сенсационное сообщение.

Зал Мркуанской Академии Наук затих. Уже давно ходили странные слухи о сделанном недавно в стенах Академии открытии, но в чем его суть, никто не знал. И сейчас все внимательно слушали знаменитого профессора Пгбл, лауреата Кблвской премии…

Возможно. Но профессор Бычков не вглядывался в столь мелкие детали. Вместо этого он чокнулся с женой и выпил свое пиво. Завтра ему предстояло выступать самому.

Дмитрий Градинар ОСОБЫЙ СТАРАТЕЛЬСКИЙ — 2

Марсоход уныло брел вдоль невысоких дюн, оставляя неровную цепочку следов. В кабине, то и дело чертыхаясь, тряслись трое терростроителей, которых кидало из стороны в сторону в такт шагам покалеченного механизма.

Обе задние опоры марсохода были начисто оторваны при прыжке через высокую скалу, так некстати выросшую на пути во время бегства от гигантского смерча — «пыльного дьявола». Тогда казалось: еще миг, и восьмилапую машину, точь-в-точь похожую на тарантула, слизнет с поверхности, подхватит и понесет на головокружительную высоту тугая плеть разбушевавшейся стихии. Чтобы после, когда ее ярость утихнет, швырнуть обратно на грунт, — сплошь в каменистых осыпях, с торчащими кое-где скальными клыками.

Вдобавок, один из передних суставов заклинило в шарнирах, и теперь движения марсохода утратили всю прыть и грацию, напоминая сумасбродный танец, исполняемый нетрезвым танцором. Машина то вставала на дыбы, задирая нос к зениту, то приседала на корму в пятидесятитонном реверансе. Для тех, кто находился сейчас внутри кабины, это были далеко не лучшие минуты пребывания на Красной планете.

Рывок — подъем. Еще рывок — и кабина опускается на несколько метров всего за секунду.

— Вот, елки зеленые, допрыгались! — как будто ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Трофимов, научник-биохимик, которого только что вывернуло наизнанку.

Кроме него в кабине находился механик-водитель марсохода Патрушев (для своих — Серго) и помощник-лаборант Игнат Сличенко.

— Обалдел, что ли? Как же было не прыгать? — огрызнулся водитель, — сам видел, что снаружи творилось! Тем более, что из-за вас этот смерч прозевали!

Действительно, стоило им уйти на десять минут раньше, не пришлось бы переть напролом через скалы, гадая — рассыплется или нет после очередного прыжка их транспорт. Так что правда была на стороне водителя. Ведь именно по причине задержки научников у них не оказалось в запасе нужных десяти минут.

Трофимову крыть было нечем, и он заткнулся. К тому же спазмы пищевода к беседе как-то не располагали.