Прекрасные изгнанники

— Это тем более обидно, что именно мы присылали из Испании самые лучшие материалы. — Джинни прикоснулась к моему плечу и рассмеялась, а потом посмотрела на Эрнеста и примирительно добавила: — Я имела в виду — мы трое.

Эрнест взял с сервировочного столика бутылку и налил себе еще выпить, а потом освежил наши бокалы и ударился в воспоминания о завтраках, которые готовил в Испании Сидни Франклин.

— Да, это было весело. Но вопрос в том, что мы будем делать теперь? — гнула свое Джинни.

— Все не так просто, — возразила я.

— Конечно непросто. Я знаю, поэтому сюда и приехала, — сказала Джинни. — То есть не совсем так. Я, разумеется, приехала, чтобы посмотреть, как вы счастливы в браке и все такое прочее. Вы же знаете, я люблю вас обоих и желаю вам счастья.

— Даже притом, что ты о нас написала, — заметил Эрнест, намекая на книжку Джинни «В поисках приключений» («Looking for Trouble»), где она откровенно рассказала обо всех корреспондентах, с которыми встречалась в Испании.

— По отношению к тебе, Хэм, я была более чем объективна, — заявила гостья.

После Испании Джинни Коулз осталась в Европе и бо́льшую часть времени писала репортажи о войне. Работала спецкором лондонской «Санди таймс», наблюдала за тем, как в Европе, образно выражаясь, постепенно гаснет свет. Когда немцы вошли в Польшу, она была в Берлине. От нее я узнала: все, что мы слышали о Париже, было правдой. Джинни приехала туда, когда немцы стояли всего в семнадцати километрах от города и мирное население бежало на юг, который еще был свободным. Но теперь мы вступили в войну, и правила передвижения для граждан США изменились. А Вирджиния Коулз, хотя и разъезжала по Европе, представляя британскую газету, оставалась гражданкой Соединенных Штатов.

— Я уверена, что ты уже воспользовалась своим знакомством с Рузвельтами и обеспечила себе местечко, — сказала Джинни. — И я подумала, может, ты и мне билетик на вечеринку достанешь?

Я мельком глянула на Эрнеста.

— Ну, это не так просто по многим причинам.

— Но ты же летала в Китай. Ходят слухи, что ты там ездила, куда хотела, потому что у тебя есть письмо президента, которое обязывает всех и каждого повсюду тебя пропускать, снабжать всем необходимым и отвечать на все твои вопросы. Этакая охранная грамота, да?

— Ага, — кивнул Эрнест. — Вот только от заражения китайской гнилью это треклятое письмо Марти не спасло.

И он рассказал гостье о том, как я подхватила тот жуткий грибок, о перчатках и мази. Налил себе еще выпить и подлил мне и Джинни, отпустив пошлую шуточку: дескать, когда мы занимались сексом, я держала руки подальше, чтобы он не задохнулся от вони.

Джинни благородно проигнорировала эту шуточку, как будто ничего и не слышала.

— Марти, я серьезно, ты когда говорила с Рузвельтом? — спросила она. — То есть ты с ним уже говорила? Как думаешь, сколько времени уйдет на получение аккредитации?

Я слышала в ее голосе собственное отчаяние. Вспомнила Джози Хербст, которая бежала в Испанию после того, как ее брак развалился. Но я совсем недавно вышла замуж. И Эрнест хранил мне верность, во всяком случае пока. Но дело было не только в Эрнесте. Вино со змеей и китайская гниль. Мне не очень хотелось снова столкнуться с чем-то подобным.

— Джинни, неужели ты теряешь хватку? — спросил Хемингуэй. — Всего три года назад, чтобы получить возможность поговорить с глазу на глаз с самим Муссолини, тебе было достаточно похлопать этими длинными черными ресницами перед ничего не подозревающим министром пропаганды.

— Хватку я не потеряла, Хэм, можешь в этом не сомневаться. Но чтобы человек увидел мои ресницы, нужно подойти к нему на достаточно близкое расстояние. Тебе-то хорошо, я уверена, ты уже упаковал вещи и готов отплыть в Африку следующим кораблем. А нам с Марти, чтобы пофлиртовать с нужными людьми, сперва надо к ним еще подобраться.

На следующий день, когда мы остались наедине, Джинни снова завела разговор на эту тему.

— Вообще-то, из «Кольерс» уже связывались со мной, и они хотят, чтобы я на них поработала, — призналась я.

— Если думаешь взяться за дело, начинать надо прямо сейчас, — сказала Джинни. — Наши вояки уже ясно дали понять, что, по их мнению, женщинам на войне не место.

— То-то и оно. Нас никто даже близко не подпустит к фронту. Лично мне пока еще не приходилась бывать в местах, где бы меня не воспринимали как женщину. А пол менять уже поздно, — пошутила я.

Однако моей подруге было не до смеха.

— Но если мы прямо сейчас все не устроим, — продолжала настаивать она, — потом нам уже будет некуда вписаться. Ты знакома с Рузвельтами, кроме тебя, никто с этим не справится.