Прекрасные изгнанники

Когда Рандольфо после ужина предложил прогуляться вдоль линии его фронта, я засомневалась. Не то чтобы подобные прогулки были мне в новинку, но в этот раз мне почему-то показалось, что все будет намного опаснее. Конечно, я вела себя неразумно: то ли трусила в последние дни на войне, то ли нервничала в присутствии мужчины, который действительно мне нравился, а может, и то и другое. Но Рандольфо был настойчив, и, не желая понапрасну пререкаться, я просто залезла в его машину, где за рулем сидел водитель, а рядом на пассажирском сиденье — ординарец.

Паччарди прихватил с собой бутылку красного вина, для согреву, и налил мне полную оловянную кружку. Я еще не успела допить вино, когда автомобиль остановился.

Рандольфо снова наполнил наши кружки и выпрыгнул из машины, а его водитель уже открыл передо мной дверь.

— Не хочешь, пока еще не уехала от нас, посмотреть, как тут все выглядит ночью?

Я, вообще-то, прежде бывала на линии фронта ночью, и Рандольфо прекрасно об этом знал. Месяц назад он лично выдал пропуска мне и Эрнесту и прикомандировал к нам своего солдата с машиной, чтобы тот отвез нас на передовую. Возвращаясь из той поездки, мы познакомились с Рэйвеном, о котором Хемингуэй написал в своем очерке так искренне, что я просто не могла в него не влюбиться. Но на фронте постоянно случается что-то новое, так почему бы и не взглянуть напоследок?

Мы с Рандольфо попивали в темноте вино из оловянных кружек и говорили о войне. Вернее, говорил по большей части мой спутник, а я слушала. Это нас обоих вполне устраивало, ведь, по мнению любого мужчины, умная женщина должна внимать ему, открыв рот, кивать и лишь изредка задавать вопросы. А я была умной женщиной, которая пишет о войне и не упустит возможности раздобыть хотя бы немного информации из первых рук. Да, не сегодня-завтра я собиралась уехать из Испании, но уже планировала свое возвращение.

А потом мы заблудились. Вернее, мне так показалось. Сама мысль о том, что высокопоставленный военный, который на мотоцикле объездил всю прифронтовую зону Мадрида, мог тут потеряться, казалась невероятной, однако, похоже, именно это с нами и случилось. Или Паччарди специально завлек меня сюда? Мне хотелось напрямую спросить его об этом, но я промолчала. Ну не могла я вот так в лоб обвинить его в глупых заигрываниях, как не могла осуждать Эрнеста за фокусы, которые он выкидывал, чтобы выглядеть умным, смелым или неотразимым. Но, признаюсь, оказаться посреди ночи в непосредственной близости от месторасположения противника — это будоражит. Тем более если ты в компании с мужчиной, который не просто пишет репортажи, а действительно сражается за Испанию.

Рандольфо попытался меня поцеловать. Я могла бы рассказать ему о нас с Эрнестом, о том, что мы вместе едем в Париж, где Эрнест будет представлять свои книги, но дело в том, что эти двое были очень похожи. Паччарди и Хемингуэя обоих привлекали женщины, которые им не принадлежали.

Поэтому я просто сказала:

— Рандольфо.

И рассмеялась, как будто понимаю, что он это не всерьез. Держать дистанцию с мужчиной, который тебя хочет, а ты стремишься остаться с ним в дружеских отношениях, — это надо уметь.

После того как мы наконец нашли дорогу обратно, я немного расслабилась, ведь в машине были водитель и ординарец.

Паччарди взял меня за руку и не отпускал. Я попыталась рассмеяться, но во второй раз это уже не сработало.

— Рандольфо, — прошептала я, — я просто не имею права закрутить роман с парнем, которого могут убить до моего возвращения в Испанию.

— Обещаю, что меня не пристрелят в ближайшее время, — заверил он.

— И как, интересно, ты этого добьешься? Заключишь сделку с фашистами? Нет уж, спасибо.

— Тогда не уезжай. Останься со мной. Оставайся и получи удовольствие. — Рандольфо притянул мою руку к ширинке.

Я в ужасе вырвала руку, это было омерзительно.

Паччарди придвинулся ближе и прошептал:

— Какая смелая! Не боится попасть под обстрел, а секса испугалась!

Он рассмеялся так радостно, что мне с трудом удалось промолчать, чтобы водитель с ординарцем могли вообразить все, что им вздумается относительно того, что происходит на заднем сиденье. Я не забыла, как смеялись солдаты, которых я угощала сигаретами в мой первый день в Мадриде, когда Эрнест взял меня с собой в Каса-де-Кампо. То, что делает девушка, и то, как это видят со стороны, не всегда одно и то же. Девушка, которая возмущается, когда к ней пристает настоящий мужчина, привлекает внимание и вызывает определенные сомнения.

Вернувшись в отель, я бегом поднялась по лестнице в номер к Эрнесту. Я не собиралась рассказывать ему о приставаниях Паччарди: во-первых, я искренне восхищалась тем, как Рандольфо отдается делу борьбы с фашизмом; а во-вторых, Хемингуэй мог выйти из себя, узнав, что другой мужчина пытался меня совратить. Мне просто хотелось побыть с ним, узнать, как прошла радиопередача с его участием.

Оказалось, Эрнест сам еще только вернулся в отель и понятия не имел, что я куда-то уходила.