— Эрнест, я ни слова не написал об импотенции, — спокойно ответил Истмен и кивнул в сторону сборника статей, лежавшего на столе у Перкинса. — Можешь сам почитать.
— Эрни, будь благоразумен, — попросил Перкинс.
Он взял со стола книгу, открыл статью «Бык после полудня» и зачитал вслух отрывок, в котором Истмен действительно отдавал должное храбрости Хемингуэя, но в том смысле, что тот любил убивать и таким образом пытался подчинить себе смерть.
— Он написал это о тебе, Хэм, — сказал Перкинс.
Эрнест выхватил у него книгу и принялся листать ее, пока не нашел тот самый злосчастный абзац о накладных волосах.
— Ну что, Истмен, посмотрим, хватит ли у тебя смелости повторить обвинение мне в глаза. Я хочу послушать, как ты это прочитаешь!
— Эрнест, не горячись, — попытался успокоить его Перкинс, а потом повернулся к Истмену. — Хемингуэй только что закончил писать новый роман.
— Правда? Мои поздравления. — Истмен, как и Перкинс, был рад сменить тему разговора.
Но Эрнест захлопнул книгу у него перед лицом и расхохотался, потому что прищемил врагу нос.
Истмен вскочил на ноги.
И уже в следующую секунду оба сцепились и повалились на пол. Кто-то из них схватился за провод телефона, аппарат упал со стола, а вслед за ним на пол полетели бумаги, книги и лампа.
Перкинс поспешил на помощь Истмену.
Истмен оседлал Хемингуэя.
Издатель тщетно умолял противников успокоиться. В конце концов он оттащил Макса от Эрнеста и встал между ними.
Внезапно Эрнест расхохотался, словно бы эта драка была не всерьез, как с Орсоном Уэллсом в просмотровом зале на озвучке «Испанской земли». Поражение не засчитывается, если потасовка устроена для забавы, хотя победа всегда остается победой. Эрнест поднял с пола телефон, поставил его на стол и положил трубку на место.
— А ты не лезь, куда не просят, Макс! — обратился Истмен к издателю. — Разве ты не видишь, что этот тип — психопат?
Услышав подобное заявление, Хемингуэй снова кинулся на Истмена.
Перкинс опять встал между ними, пообещав вызвать полицию. Эрнест отступил. Ему не хотелось, чтобы редактор выполнил свою угрозу, да к тому же у него на лбу над левым глазом постепенно начала расти багровая шишка.
— А теперь послушайте меня, — сказал Перкинс. — Для всех будет лучше, если об этом инциденте никто не узнает. Я понятно излагаю?
На следующий день Эрнест вернулся в издательство и извинился перед Максом Перкинсом.
— Бог с ним, с Истменом и его статейкой, — заявил Хемингуэй.
Затем он добавил, что сожалеет о том, что они в горячке разбили настольную лампу, хотя на ее месте уже появилась новая. А еще сказал, что накануне вечером выпивал с Арнольдом, редактором из «Эсквайра», и они здорово посмеялись над беднягой Максом. Эрнест, на лбу у которого красовалась шишка размером с куриное яйцо, сумел убедить собутыльника в том, что противник пострадал куда больше его.
— Мы же договаривались, что это не должно выйти за стены моего кабинета! — возмутился Перкинс.
— Но я просто…
— Ты не можешь рассчитывать на то, что Истмен будет смиренно помалкивать, пока ты выдаешь публике свою убогую трактовку и пытаешься поднять его на смех.
— Мою убогую трактовку? Господи, Макс… Что ты имеешь в виду?
— Я абсолютно уверен в том, что Истмен, если бы только захотел, рассказал бы совершенно другую историю. Просто он пока этого не хочет, Эрнест. Пока.
После этих слов Хемингуэй даже немного протрезвел.
— Надо подарить Арни книжку. Подарим и попросим, чтобы держал рот на замке.
— Думаешь, это сработает?
— А то! Я сам отвезу ее в «Эсквайр» и вручу Арнольду.
Перкинс прикурил сигарету, сделал глубокую затяжку и, выпуская клубы дыма, сказал:
— Хорошо. Давай преподнесем ему подарок и попросим не распускать язык.
И тут, то ли с целью пошутить, то ли намереваясь продемонстрировать свое смирение, Эрнест взял со стола Макса ту самую книгу и пролистал ее в поисках злополучной статьи, так оскорбившей его достоинство.
— Ха! Ты только глянь сюда. На этой странице остался отпечаток носа Истмена!
Эрнест рассмеялся, как будто не видел или не хотел видеть, что Перкинсу совсем не смешно. Потом достал ручку и написал в нижнем углу страницы: «Арнольду от Папы».
— И ты подпиши, чтобы все было официально.
Перкинс неохотно подчинился, и Хемингуэй взял книгу, чтобы лично отвезти подарок.
В редакции «Эсквайра» он расписался на форзаце под автографом Истмена, поставил дату той самой драки, зачем-то нарисовал руку с шестью пальцами, написал, что это та самая книга, которая прищемила нос Максу Истмену, и выразил надежду, что Истмен будет гореть в выдуманном им самим же аду.
История, естественно, выплыла наружу. Истмен уехал на уик-энд на Мартас-Винъярд, а Эрнесту ничего не оставалось, кроме как вернуться в пятницу в издательство, чтобы, как выразился его редактор, «все уладить».
Мне он подал это так:
— Перкинс сказал: «Ни у кого нет права так унижать человека, Хэм».
Он выставил себя победителем, который сумел сохранить достоинство в той безобразной потасовке.