— Я люблю его детей, и меня очень устраивает, что ему не нужны дети от меня.
— Ты через это уже проходила, — вздохнула Мэти, намекая на роман с Бертраном. — И понимаешь, что такие отношения добром не заканчиваются.
После обеда в тот же день мы взяли Мэти на рыбалку. Эрнест выловил огромного, почти на двести сорок килограммов, марлина. Встав на следующее утро на весы, он недовольно заметил, что потолстел из-за моего, прямо скажем, не такого уж вкусного торта и обеда в честь его дня рождения. К этому времени Хемингуэй написал уже шестьдесят три тысячи слов, но название романа так пока и не придумал.
В следующий понедельник, тридцать первого июля, я торжественно отстучала на пишущей машинке последние слова романа о журналистке в Праге, который назвала «Поле брани» («A Stricken Field»). Прочитала несколько страниц Мэти. Пока читала, очень гордилась собой, чувствовала радость и невероятное облегчение. Так всегда бывает, когда заканчиваешь книгу и никто еще не успел назвать твою работу полной лабудой. То есть когда ты еще не успела показать текст Хемингуэю. Я сказала Мэти, что лично отвезу свой роман в Нью-Йорк и что в «Кольерс» хотят послать меня в командировку в Советский Союз. Эрнесту я тоже частично сообщила о своих планах: пока только насчет Нью-Йорка, мне показалось, что обсуждать возможную поездку в СССР несколько преждевременно. Эрнест проявил деликатность и не стал говорить, что мой роман пока еще совсем сырой и его рано везти в Нью-Йорк. У меня у самой хватило бы ума это осознать, надо было только пережить первый приступ эйфории.
Ближе к концу августа Эрнест написал сыновьям, что шофер Отто Брюс заберет их из летнего лагеря. Оттуда они все вместе поедут на поезде в Вайоминг, а уже там он их встретит. Я не очень представляла, что Хемингуэй имел в виду, когда говорил, что все уладит с Полин, но мне совершенно не хотелось это уточнять.
Когда мы плыли с Кубы в Ки-Уэст, штормило так, что Эрнест всю ночь простоял у штурвала, выравнивая курс «Пилар». В особняке на Уайтхед-стрит не было ни души, только павлины со своими крикливыми цыпочками бродили по участку. На машине доехали до Сент-Луиса, там Хемингуэй высадил меня у моего родного дома, а сам поехал навестить бывшую жену Хэдли и ее нового мужа Пола, которые жили в Коди, штат Вайоминг. Ну а я тем временем начала готовиться к командировке в Россию.
Когда первого сентября Гитлер в своих грязных сапожищах маршем вошел в Польшу, я все еще сидела в Сент-Луисе. Поездку в СССР пришлось отложить — спасибо ангине. Когда я наконец выздоровела, Советский Союз, который был нашим союзником в Испании, оккупировал Литву, Латвию и Эстонию и собирался напасть на Финляндию. В общем, мою командировку отменили, и больше предложений съездить в Россию не поступало.
Эрнест узнал о начавшейся войне, когда был с мальчиками на ранчо в Вайоминге. Полин только что вернулась из своего турне по Европе и сразу полетела к ним. По дороге она попала под дождь и простудилась, так что в результате приехала с температурой и воспаленным горлом. Да еще, в довершение всех бед, Полин, распаковывая чемоданы, обнаружила, что пуговицы на ее новых парижских костюмах расплавились и превратились в месиво из воска. Это стало для нее настоящей трагедией, и она закатила такую истерику, что перепуганный Патрик изо всех сил пытался успокоить маму.
В конце концов Эрнест велел Отто Брюсу отвезти мальчиков и Полин к ее родителям в Арканзас, после чего позвонил мне.
— Ну вот, теперь все.
Это можно было истолковать как угодно, но я лишь осторожно ответила:
— Война началась. — О другом я спрашивать боялась, Эрнест должен был сказать сам.
— Да, и еще я объяснился с Полин.
Сан-Валли, Айдахо
Один машинописный экземпляр «Поля брани» я лично вручила Мэти, а второй отправила по почте своей бывшей учительнице, взяв с обеих слово, что они никому ни странички не покажут, после чего села на самолет и полетела в Биллингс, штат Монтана. Эрнест встретил меня в заваленном ружьями, удочками и спальными мешками кабриолете, и мы проехали восемьсот километров по грунтовым дорогам до национального монумента Лунные Кратеры в штате Айдахо. По заповеднику ехали в кромешной темноте, любой здравомыслящий человек на нашем месте повернул бы обратно. Новый горнолыжный курорт Сан-Валли, недавно открывшийся недалеко от шахтерского городка Кетчума, о котором прежде почти никто даже и не слышал, предлагал отдыхающим блюда высокой кухни и танцы под джазовый оркестр, а также охоту и рыбалку, теннис и конные прогулки летом, лыжи — зимой, а также два великолепных круглых бассейна под открытым небом, от которых в прохладную погоду поднимался пар. Меня особенно порадовало то, что, хотя курорт был фешенебельный, там не бродили толпы народа.