Прелесть

«Должно быть, это какое-то физиологическое воздействие на определенный центр человеческого мозга. На тот центр, которым мы прежде не пользовались. При должном ходе нашей эволюции он бы однажды естественным образом включился и заработал соответственно своему предназначению. А сейчас его вынудили заработать.

Это же философия Джувейна в действии! Мы ее искали веками, и вот наконец она с нами. Причем в такой момент, когда лучше бы нам забыть о ней навсегда».

В своем докладе Фаулер написал: «Я не могу предоставить факты, так как не существует слов для описания фактов, которые я хотел бы до вас довести». Он так и не нашел слов, но получил кое-что получше — аудиторию, которая поверит в его искренность. Аудиторию, внезапно получившую способность хотя бы частично осознать величие того, что он принес человечеству.

Так и было задумано мутантами. Джо ждал этого момента и дождался. Философия Джувейна — его оружие против человеческого рода.

Ибо эта философия уведет людей на Юпитер.

Уведет вопреки бесчисленным несокрушимым доводам логики.

Если и был у Вебстера шанс победить Фаулера, то лишь потому, что Фаулер не имел возможности описать то, что он увидел и ощутил на Юпитере, не мог со всей ясностью довести до людей свое послание. Скудная человеческая лексика размывала и туманила смысл этого послания; и даже если бы люди поначалу поверили, эта вера была бы слабой, неустойчивой против железных контраргументов.

Но теперь все кончено, теперь Фаулеру не нужны никакие слова. С той же пронзительной ясностью, что и он, люди будут знать, какое счастье ждет их на Юпитере.

Человечество переберется туда — и начнет новую жизнь, совершенно не похожую на прежнюю.

И Солнечная система — вся, кроме Юпитера, — раскроет объятия для новой расы, расы мутантов. Они создадут любую культуру, какую только захотят, и вряд ли эта культура пойдет тем же путем, что и ее прародительница.

Вебстер отвернулся от окна и решительно зашагал к столу. Склонился, выдвинул ящик, сунул в него руку. Она вынырнула не пустая. Никогда еще ему не приходило в голову, что однажды найдется применение этой вещи — анахронизму, музейному экспонату, пролежавшему в столе невесть сколько лет.

Он протер металл носовым платком, дрожащими пальцами проверил действие механизма.

Фаулер — ключевая фигура. Если его убить…

Если убить, если демонтировать станции на Юпитере и вывезти с планеты всех людей, у мутантов ничего не выйдет. Зато у человечества останется учение Джувейна — и останется предназначение. К Центавру полетит звездная экспедиция. На Плутоне продолжатся эксперименты с жизнью. Человек пойдет дальше курсом, проложенным его цивилизацией. Пойдет со скоростью, о которой прежде и мечтать не мог.

Два великих достижения. Отказ от насилия и философия Джувейна. Два мощнейших толчка, способных ускорить движение человечества по его пути, куда бы ни вел этот путь.

Отказ от насилия и…

Вебстер смотрел на пистолет, который держал в руке, и в его мозгу как будто ревела буря.

Два великих достижения — и он готов отказаться от первого?

Вот уже сто двадцать пять лет не случалось такого, чтобы человек убил человека. Вот уже больше тысячи лет, как убийство перестало быть фактором общественных отношений.

Одна-единственная смерть перечеркнет тысячу лет мира. Один-единственный выстрел в ночи обрушит все мироздание, отбросит человечество назад в древнее зверство.

Вебстер совершил убийство, а почему мне нельзя? Разве я не знаю людей, которые заслуживают смерти? Вебстер поступил правильно, но… почему ограничился только одной жертвой? И не петлю он заслужил, а орден. Уж если вешать, то начинать надо с мутантов. Все зло от них…

Такие пойдут разговоры.

«Вот о чем ревет буря в моей голове», — подумал Вебстер.

По стенам и полу цветными призраками пробегали отсветы безумной рекламы.

«Фаулер это увидит, — размышлял Вебстер. — А если и не увидит, что с того? Ведь у меня есть калейдоскоп.

Фаулер придет сюда, мы сядем и поговорим. Сядем и поговорим…»

Он бросил пистолет в ящик стола и направился к двери.

Грейвстоунские бунтари

1 Смерть в городе!

Развалины деревянной лачуги у ручья все еще дымились. От углей, припорошенных слоем пепла, шел нестерпимый жар. Безрадостную картину дополняли тополя, понуро опустившие черные ветви со скукоженными листьями.

В этом пожаре сгинула не только жалкая хибара с самодельной мебелью. Очертания предмета, придавленного двумя тлеющими бревнами, не были похожи ни на кусок дерева, ни на сундук, обитый телячьей кожей, ни на видавшее виды седло.

Шейн Флетчер подкидывал на ладони металлические вещицы и задумчиво глядел вниз. Шедший оттуда запах заставлял его морщить нос — и лучше, чем силуэт, говорил о том, что лежит под бревнами.

— Что-то нашел? — спросил мужчина, сидевший на козлах фургона.