Прелесть

Недопонимание, предубеждение, необъективность, пустомельство — всего этого больше нет. А есть абсолютно ясное, доскональное понимание любой человеческой проблемы. И это относится ко всем областям человеческой деятельности. К социологии, психологии, инженерии, к бесчисленным граням сложнейшей культуры. Больше никакого головотяпства, никаких склок, только честная объективная оценка имеющихся фактов и идей.

Сто тысяч лет за два поколения? Пожалуй, это не такая уж и фантастика.

Ну а подвохи? А может, их и нет? Может, и правда мутанты решили пойти на уступки? Если да, то какую запросят цену? Или они всего лишь трясут очередной морковкой перед носом у человечества, а сами покатываются со смеху?

Мутанты не нашли применения философии Джувейна. Конечно, не нашли — она им просто без надобности. У них уже есть телепатия, которая их вполне устраивает. Какой прок этим закоренелым индивидуалистам от средства, которое позволило бы им понимать друг друга? Таким, как Джо, безразлично, понимают их или нет. Известно, что мутанты порой действуют не в одиночку — терпят общение, пока оно служит их целям, и только. Они объединяются, чтобы спасти свою шкуру, но удовольствия от этого не получают.

Честное предложение? Или жест жулика, привлекающий внимание к одной руке, пока вторая проделывает грязный трюк?

Может, это просто розыгрыш? А может, подарок со скрытой в нем ядовитой колючкой?

Вебстер покачал головой: поди угадай. Поди вникни в логику мутантов, пойми их истинные цели.

На склоне дня кабинет заполнился мягким сиянием — с наступлением сумерек автоматика усилила свечение скрытых в потолке и стенах ламп. Вебстер повернулся к окну, но увидел лишь черный прямоугольник в редких мерцающих крапинах рекламы на изломанном городском горизонте.

Он щелкнул тумблером и обратился к сидевшему в приемной секретарю:

— Прошу извинить, что так задержал. Не следил за временем.

— Все в порядке, сэр, — ответил секретарь. — К вам посетитель, мистер Фаулер.

— Фаулер?

— Да, джентльмен с Юпитера.

— Я знаю, — настороженно произнес Вебстер. — Попросите его пройти.

Он уже почти забыл и о Фаулере, и о высказанных им угрозах.

Вебстер рассеянно опустил взгляд на стол и увидел калейдоскоп.

Забавная игрушка, подумалось ему. Необычная идея. Простая вещица для простых умов, дошедшая до нас из далеких времен. Но сынишке наверняка понравится.

Он сжал трубку в ладони, поднес к глазам. Преломленный стеклышками свет сотворил дичайшую пестроту, геометрический кошмар. Вебстер легонько тряхнул трубку, и узор изменился. И опять…

И вдруг накатила дурнота, краски послали в мозг вспышку душераздирающей боли.

Выскользнув из пальцев, трубка стукнулась о деревянную поверхность и покатилась. Вебстер успел поймать ее обеими руками на краю стола.

Паническая мысль пронзила разум: «И это детская игрушка?!»

Голова уже не кружилась, но он все сидел, выпрямив спину, и ждал, когда выровняется дыхание.

«Да, любопытно, — подумал Вебстер. — Любопытно, что вещица оказывает такое воздействие. Или зря я грешу на калейдоскоп? Может, это приступ? Сердце пошаливает? Вроде не должно — я еще не стар и к тому же недавно проверялся».

Щелкнула дверь, и Вебстер поднял взгляд. Медленно, размеренным шагом к нему приближался Фаулер. Вот он остановился у стола.

— Слушаю вас.

— Тогда в парке я здорово взбеленился, — заговорил Фаулер, — хотя приходил не ради ссоры. Я прилетел сюда с Юпитера, надеялся, что все эти годы, прожитые в куполах, потрачены не зря, что не зря я страдал, глядя, как люди один за другим выходят наружу и пропадают. Я принес благую весть. Весть, которой мир давно заждался. Весть о величайшем чуде! И я был уверен, что вы поймете меня. Что человечество поймет. Это же все равно что услышать: рай здесь, рядом, сразу за поворотом. Ведь все так и есть, Вебстер. Это рай, самый настоящий. — Фаулер оперся ладонями о стол, наклонился вперед и зашептал: — Вы же понимаете, Вебстер, о чем я? Вижу, что до вас уже доходит.

У Вебстера тряслись руки. Он положил их на колени, до боли сцепил пальцы.

— Да, — шепнул в ответ. — Кажется, понимаю.

И он действительно понял. Понял больше, чем сказали ему слова. Понял сквозившую в них муку, и мольбу, и горькое разочарование. Почти так ясно понял, как будто сам на миг стал Фаулером, как будто говорил вместо него.

— Вебстер, в чем дело? — наполнился тревогой голос собеседника. — Что с вами?

Вебстер попытался ответить — и не смог. Горло сжималось в спазме, пока не превратилось в узел боли над адамовым яблоком.

Он превозмог эту боль и заговорил. Получилось глухо, вымученно.

— Скажите мне кое-что, Фаулер. Скажите откровенно. Вы ведь там научились очень многому. Тому, чего люди на Земле не знают или о чем имеют лишь туманное представление. Например, телепатия высшего уровня… Или… или…

— Да, — подтвердил Фаулер, — мы научились многому. Но я не привез все это с собой. Ведь я снова прошел конверсию, и теперь я просто человек. Остались лишь смутные воспоминания и… Пожалуй, это можно назвать глухой тоской.

— Вы хотите сказать, что не сохранили способностей, которыми вы обладали, будучи прыгуном?

— Ни одной.