Каждая цивилизация с городами обладает и собственными представлениями об идеальном городе, и особенной терминологией для обозначения городов разного типа. Китайский души (dushi
) это не то же самое, что греческий полис (polis) или английский тауншип (township). В длительной исторической перспективе внешний облик одного города и его образ могут кардинально измениться, как это произошло, например, в случае Византиона, ставшего сначала Константинополем, а позже – Стамбулом. В рамках разных городских культур сформировалось специфическое понимание и «города», и «урбанного образа жизни». Поэтому города представляют собой концентрированное выражение особенностей конкретной цивилизации, они являются местом, где наиболее отчетливо выражаются творческие способности общества. Ни в XVIII, ни в XIX веке невозможно было перепутать Пекин с Агрой, Эдо (переименованный в 1868 году в Токио) с Лиссабоном или Исфахан с Томбукту. Попав в город, проще понять, в каком именно месте ты находишься, чем оказавшись в сельской местности. В городской архитектуре особенности цивилизации отражаются ярче, чем в какой-либо иной сфере. Камень носит отпечатки местной культуры. Только в результате распространения мегаполисов, ставших одним из важнейших социально-исторических явлений второй половины XX века, индивидуальный культурный профиль городов стал постепенно сглаживаться и исчезать. Но даже оглядываясь на более ранние времена, не следует принимать за чистую монету городские модели, разработанные географами и социологами. Выделать некий типично китайский, индийский или латиноамериканский город, имея в виду, что в них повторяются какие-то одинаковые элементы планировки, имеет смысл только тогда, когда под городским типом подразумевается результат радикального абстрагирования от множества отдельных специфических явлений. Такого рода типизация, однако, является излишне упрощенной конструкцией. Она не способна адекватно учитывать изменения во времени – например, урбанизацию XIX века, – поэтому тип в целом представляет собой чрезмерно статичную картину города[919]. Кроме того, подобная типизация не учитывает, что вопреки принадлежности к разным цивилизациям города с одинаковыми функциями (например, портовые города или столицы) имеют между собой гораздо больше общего, чем различного. Но главное – сомнительным является подход, основанный на представлении о цивилизациях (или, по выражению, распространенному в немецкой географии, «культурных пространствах») как внутренне однородных и поддающихся четкому разграничению сферах определенного общественного порядка. Отнюдь не в любом уголке Южной Азии существовал типичный «индийский город», да и в случае с китайцами едва ли справедливо утверждать, что всюду, где они появлялись, они основывали поселения одного и того же типа. Городские формы не являются дремлющими «культурными кодами», способными к самореализации в любых обстоятельствах. Без сомнения, существуют разнообразные культурные предпочтения определенных стилей городской жизни; если европейцы ценят центр города, то североамериканцы придают ему меньшее значение. Гораздо интереснее попытаться найти ответы на вопрос, какие цели преследовали города в определенных условиях и каким образом они этих целей достигали, чем изначально предполагать существование некой специфической для каждой культуры морфологии города. Поэтому при взгляде на «китайский город» нас интересуют прежде всего его «некитайские» признаки.