Преображение мира. История XIX столетия. Том II. Формы господства

За каждой революцией стоят определенные коалиции социальных сил. В данном случае эти четыре случая различаются, потому что их традиционные социальные формы совершенно различны. Тем не менее есть и общие черты. Везде одним из движущих факторов была интеллигенция. В России, где родился этот термин, она возникла в первой четверти XIX века в результате умеренной образовательной реформы в духе Просвещения, проведенной при Александре I. С тех пор для широких слоев дворянства образование стало «непременной частью жизненного плана»[772]. Вначале определяющее значение имели ролевая модель западноевропейского просветителя и вообще влияние Просвещения, а позже – героико-романтического идеализма, с которыми познакомилась вполне космополитичная российская элита. Интеллигенция смогла сформироваться с 1860‑х годов несмотря на цензуру, в том числе благодаря тому, что многие ее члены были защищены своим дворянским происхождением. Появление свободных профессий и дальнейшее расширение образовательных учреждений – хотя и ограниченное и элитарное по сравнению с Западной Европой – привело к тому, что ряды интеллигенции стали пополняться не только из дворянских кругов. Все чаще интеллигенция воспринимала себя как антипод государства и чиновничества. В стиле жизни представителей контркультуры и идейной общности «нигилистов», возникшей в шестидесятых годах XIX века, доминировали символы протеста, которые были меньше выражены в трех других восточных странах, где тоже назревали революции. После убийства царя Александра II 1 марта 1881 года, совершенного террористической группировкой, принадлежавшей к интеллигентскому движению народников, интеллигенция стала в большей степени рассматриваться как сила радикальной политической оппозиции[773].

В Османской империи – в этом смысле сравнимой с Пруссией или южными землями Германии в начале XIX века – в середине столетия просветительские и реформаторские идеи чаще всего появлялись в среде высшей государственной бюрократии. Здесь критически мыслящая интеллигенция сначала была особенно тесно связана с государством, однако затем, при султане Абдул-Хамиде II произошел резкий поворот к авторитарному правлению, и критика существующих порядков стала небезопасной. С тех пор на государственной службе не осталось места независимо мыслящим людям. Многие из них отправились в эмиграцию, в том числе в Западную Европу. Революционная деятельность в основном подготавливалась именно этой диаспорой в изгнании. Она же сыграла определенную, хотя и меньшую роль и в иранском случае. Особенность Ирана состоит в том, что здесь секуляризация, понимаемая как отделение религии от политики, была менее быстрой и зашла не так далеко, как в Османской империи. Шиитские богословы и правоведы, особенно высокопоставленные муджтахиды, смогли сохранить свое общее культурное влияние в большей степени, нежели суннитское духовенство. Это влияние даже усилилось в XVIII веке, а при династии Каджаров (с 1796 года) стало более значительным, чем при Сефевидах[774]. Поэтому эквиваленты европейской интеллигенции мы обнаруживаем здесь не в либеральном крыле государственной бюрократии, как в Османской империи, а среди наиболее интеллектуально открытых групп религиозного истеблишмента.