Социальные коалиции, на которые опирались отдельные революции, различались по широте охвата. Наиболее интенсивное участие «народа» наблюдалось в России. Противники самодержавия, готовые к революции, находились в спектре между либеральными дворянами и озлобленными бедными крестьянами, страдавшими от последствий голода и от высоких выкупных платежей после освобождения крестьян. В Китае революция произошла так быстро, что ее импульс даже не успел передаться из городов в сельскую местность. В годы до 1911‑го в некоторых частях Китая уровень крестьянского протеста был выше среднего, но династия Цин была сброшена с трона никак не крестьянскими восстаниями, подобными тем, которые подготовили падение династии Мин до 1644 года. Буржуазные силы в революционных процессах в России были важнее, чем в других странах, из‑за более развитого социально-экономического развития. В Иране базарные купцы были активны и участвовали в бойкотах. Применительно к Китаю до 1911 года говорить о буржуазии вообще нельзя. Ярлык «буржуазной» революции, как признавал Ленин, было трудно применить уже к России, а тем более к Ирану, Китаю и Османской империи. Ни одну из четырех революций нельзя оторвать от ее международного контекста. Во всех случаях существующие режимы потерпели военное или внешнеполитическое поражение: Россия – в результате Русско-японской войны, Китай – в результате Боксерского вторжения 1900 года, Османская империя – из‑за новых неудач на Балканах, Иран – из‑за иностранных охотников за концессиями и продвижения британцев и русских в их соответствующих зонах влияния. Все четыре страны находились в обороне с точки зрения внешней политики. Революционеры ожидали изменения или даже ликвидации прежней политической системы не только для решения собственных материальных проблем и для предоставления им гражданских свобод и возможностей для политического участия. Они также надеялись, что окрепшее государство будет более уверенным в себе и успешным в противостоянии великим державам и капиталистическому зарубежью. Это в меньшей степени относилось к России, которая сама являлась агрессивной имперской державой, особенно по отношению к трем другим странам. Здесь, наоборот, протесты вызывала скорее критика дорогостоящей и в конечном итоге неудачной внешней политики.
К чему привели эти четыре различные революции? Ни в одном из этих случаев после революции не случилось возвращения к прежним порядкам. России в среднесрочной перспективе предстояла большевистская революция. В Турции и Иране в начале 1920‑х годов установились некоммунистические авторитарные режимы, занявшиеся развитием страны. В Китае режим такого типа – правительство Гоминьдана после 1927 года – не сумел добиться менее полной стабилизации, и долгосрочный процесс политической дезинтеграции, усиленный революцией 1911 года, был остановлен и обращен вспять только после 1949 года – благодаря второй, коммунистической революции.
Но каковы краткосрочные результаты революций, если рассматривать их еще, так сказать, в горизонте XIX века? В России зачатки конституционного развития, которые временами были чем-то более серьезным, нежели просто «псевдоконституционализм» (как выразился Макс Вебер), закончились в июне 1907 года государственным переворотом, совершенным премьер-министром Столыпиным при поддержке царя. Государственная дума, выборный орган народного представительства, на создание которого царь согласился во время революции 1905 года (к этому моменту уже Вторая дума), была распущена. Ее преемница, Третья дума, избранная на основе нового, крайне неравноправного избирательного закона, была, соответственно, робкой и послушной. Четвертая государственная дума (1912–1917) уже не играла почти никакой роли[784]
. Процесс парламентаризации России был прерван в 1907 году. Столь же тяжелое поражение постигло процветающий парламентаризм, который в течение очень короткого времени развился в Иране. Здесь – в такой степени, какой не было нигде в Азии, – парламент (