Преображение мира. История XIX столетия. Том II. Формы господства

Третье. Если в XIX веке публичные пространства возникали вне Европы, то это не обязательно сводить лишь к попытке подражать Западу. Внутри бюрократий (подобных китайской или вьетнамской), церквей, монастырей и объединений клириков или феодальных структур (как в Японии, где представители отдельных региональных интересов соперничали друг с другом) было развито институционализированное длительное обсуждение проблем общества. При европейском колониальном господстве некоторые из этих коммуникативных структур были подавлены, другие перешли в неподконтрольные колонизаторам сферы или (как, например, интеллигенция Бенгалии) возникли заново и стали фактором колониальной политики. При относительно либеральном колониальном режиме, как в британской Малайе, в местной общественности могла возникнуть энергичная дискуссия, в которой выражался широкий спектр политических мнений, в том числе и мнений решительных противников колониализма[864].

Четвертое. Общественность могла строиться на самых разных пространственных уровнях. Небольшие общества, в которых слухи и молва часто были важнее написанного слова, существовали рядом друг с другом и пересекались. Они могли объединяться в более крупные общества. Общности ученых и религий относительно легко пересекали политические границы. Латино-христианская культура европейского Средневековья или ойкумена классической китайской культуры, которая до XVIII века охватывала по меньшей мере также Корею, Вьетнам и Японию, служат тому примерами. Общественность национального масштаба была развита в Англии и Франции второй половины XVIII века: все политически и интеллектуально важное происходило на больших сценах метрополий Лондона и Парижа. Но это скорее исключение, чем правило. Всюду, где отдельный центр доминировал не так сильно или в подобном центре были сосредоточены репрессивные средства государства, общественность возникала скорее в стороне от правящего двора и правительства: в русских, китайских или османских центрах провинций, в многочисленных новооснованных городах децентрализованно организованных США, где Нью-Йорк лишь позднее стал общепризнанной точкой культурного притяжения[865]. Важным шагом вперед часто было само по себе образование коммуникационного пространства, в котором можно было решать вопросы власти, статуса и «общих» интересов за пределами местных границ, и таким образом преодолевалось политическое сегментирование[866]. Особенно в обществах с ярко выраженным неравенством – таких, как кастовый строй в индуистских регионах Индии, – нельзя было и думать об идеализированном «равенстве» участников общения как в Европе. Но заново учрежденные институты европейского типа придали исчезновению статусных различий между индивидами и группами новый смысл и постепенно прививали новые правила социальной конкуренции. В Индии XIX века повсюду шла речь о публике (public). В начале XIX века сначала среди англоговорящей элиты Бенгалии образовались многочисленные ассоциации, которые критиковали колониальное государство и выражали свои интересы в письменной форме. Не такая уж, как оказалось, всемогущая колониальная держава иногда оказывалась беспомощной в многочисленных гражданских спорах и судебных разбирательствах. Зал суда стал новой площадкой для конкуренции статусов, а зрелищные процессы вызывали живой общественный интерес[867].

Пятое. Общественность на своих ранних стадиях проявляла себя не всегда (только) в открытой политической критике. Интерес к «гражданскому обществу» привлек внимание исследователей к дополитическим формам общественной самоорганизации. В Европе или Америке это могли быть ассоциации, гражданские инициативы или религиозные общины. Алексис де Токвиль в 1831–1832 годах обратил внимание на обилие таких ассоциаций в Соединенных Штатах Америки[868]. В Китае примерно после 1860 года, когда контролирующая сила государства постепенно ослабевала, это были в типичном случае филантропические проекты (например, госпитали), в них участвовали состоятельные представители внебюрократической элиты. В мусульманских странах религиозные благотворительные фонды могли играть похожую интегрирующую и мобилизующую роль. От организации таких, поначалу кажущихся неполитическими, проектов до активизма по другим вопросам, представляющим личный или общественный интерес, оставался только небольшой шаг. Конечно, следует помнить и о пропорциях. Городское население сильно различалось по степени постоянной политизации. Только в некоторых странах Европы она доходила до уровня коммунальной демократии, которая практиковалась в городах США. Местная общественность во многих случаях – в Европе, в Азии и на других континентах – была весьма элитарной.

Конституция и участие граждан в политике