Приключения бригадира Этьена Жерара

— Меня зовут граф Клейнпетер. — По случаю войны я прикомандирован к донским казакам. Меня послали вместе с моим эскадроном произвести рекогносцировку в Санлис. Не найдя французов, мы расположились здесь на ночь.

— Надеюсь, что вы не сочтете меня нескромным, если я спрошу вас, как вы очутились в подвале?

— О, это произошло очень просто, — ответил граф Клейнпетер, — выехать отсюда мы собирались на заре. Я ужасно прозяб и, как человек культурный и интеллигентный, чувствовал потребность согреться. Мне захотелось чего-нибудь выпить, и я отправился разыскивать вино. Очутившись в подвале, я услышал наверху шум и крики казаков. Как человек культурный, я нашел нужным позаботиться о собственной безопасности и спрятался здесь, в подвале. Я человек интеллигентный, господин полковник, и. очень уважаю культурную французскую нацию.

Я стал размышлять о том, что мне делать дальше.

Прежде всего, я сообразил, что, находясь в заднем погребе, граф Клейнпетер, конечно, не мог слышать криков пруссаков и, стало-быть, не знает, что дом находится во власти его союзников. Если бы он знал это, наши роли должны были бы перемениться. Не он был бы моим пленником, а я — его. Что же делать?

Я был в затруднении, но вдруг мне в голову пришла такая удачная мысль, что я даже изумился, как она могла притти мне в голову, и сказал:

— Должен вас предупредить, граф Клейнпетер, что я нахожусь в чрезвычайно затруднительном положении.

— А в чем дело? — спросил он.

— Я гарантировал вам безопасность и не знаю, как выполнить свое обещание.

— Неужели вы хотите взять назад свое слово? — воскликнул он в ужасе.

— О, нет, я готов пожертвовать жизнью, защищая вас, — серьезным тоном ответил я, — но беда в том, что положение чрезвычайно опасно.

— Я не понимаю, что вы хотите сказать… — произнес граф.

— Я буду с вами откровенен. Наши союзники, поляки, страшно возбуждены против вас, казаков. Один вид казака повергает их в безумное бешенство. Они буквально растерзывают казаков в клочья. Поляки так злы, что их не могут сдержать даже собственные офицеры.

— Это ужасно. Ах, какие некультурные люди! — воскликнул граф и страшно побледнел.

— Конечно, это ужасно. Если, скажем, мы выйдем с вами из подвала в верхние комнаты, то я решительно не могу поручиться за вашу безопасность.

— Я в ваших руках, — воскликнул граф, — решайте сами, что нам делать. Не лучше ли мне остаться здесь?

— О, это будет самое худшее, что вы можете сделать.

— Почему?

— Потому, что наши солдаты скоро примутся грабить дом и вас изрубят в куски. Нет, я должен пойти наверх и устроить что-нибудь. Они одного вида вашей формы не выносят. Такой уж народ.

— Нельзя ли мне в таком случае снять форму?

— Чорт возьми, — воскликнул я, — это очень удачная идея! Давайте поменяемся одеждой. Вы наденете мой мундир, а я — ваш. Ваша особа станет священной для всех французских солдат.

— Но я опасаюсь не французов, а поляков.

— Моя форма священна и для них, раз они служат иод знаменами императора.

— Я не знаю, как мне вас благодарить, — воскликнул граф Клейнпетер, — но вы-то сами… вы что наденете?

— Я надену ваш мундир.

— Но вы можете пасть жертвою вашего великодушия? — Что же делать? Рискнуть в данном случае — мой долг, — сказал я. — Но я не боюсь. Я войду в комнату в вашем мундире, на меня сразу же направятся сто сабель. А я им крикну: «Стойте, это — я, бригадир Жерар». Тогда они сразу узнают меня, а я расскажу им все о вас, и вы, безусловно, останетесь неприкосновенны. Важно только выгадать первую минуту.

Граф стал быстро снимать одежду. У него даже пальцы дрожали от поспешности. Сапогами и панталонами мы не стали меняться, ибо они были приблизительно одинаковы. Но я ему дал свою гусарскую куртку, доломан, шапку, сабельную перевязь и саблю. А он мне отдал свою черную барашковую шапку с золотым значком, шинель на меху и кривую саблю.

Будьте уверены, что, обмениваясь одеждою, я не позабыл вынуть из кармана драгоценное письмо и переложить его в свой.

— Теперь, с вашего разрешения, я привяжу вас к бочке.

Он было начал со мною препираться, но я настоял на своем. Мой военный опыт научил меня предусматривать все мелочи. Почем знать? Может быть, он пожелает проверить меня, последует за мной наверх и расстроит все мои планы.

Граф стоял в это время как раз прислонившись к бочке. Я его опутал раз шесть веревкой и завязал позади большим узлом. Теперь, если бы графу вздумалось итти наверх, то ему пришлось бы тащить за собой тысячу литров хорошего французского вина. Затем я затворил за собой дверь и, бросив свечу, поднялся по кухонной лестнице вверх. Пройти мне нужно было всего двадцать ступеней, но в это короткое время я должен был многое обдумать.

Если меня возьмут в плен, то я буду немедленно расстрелян. Всякий военный, одетый не в свою форму, попавшийся в неприятельском лагере, подлежит расстрелянию. Но в то же время я сознавал, что это будет славная смерть и что обо мне будет написано не менее пяти, а то и все семь строчек в «Указателе».