Приключения бригадира Этьена Жерара

Вошел я в залу с самым беззаботным видом. Первое, что я увидал, это был труп Бувэ. Он лежал, задрав ноги вверх. В руках его застыла сломанная сабля. Мундир его был черен от пороху; очевидно, в него стреляли в упор. Я хотел было отдать ему честь, ибо это был герой, но боялся, что меня заметят, и прошел мимо.

Вся зала была полна прусскими пехотинцами. Они занимались тем, что проделывали отверстия в стенах для стрельбы. Очевидно, они ожидали нападения. Занятые своим делом, они не обратили на меня никакого внимания. Но офицер, стоявший у дверей и куривший длинную трубку, подошел ко мне. Похлопав меня по плечу и указав на трупы наших бедных гусар, он что-то пробормотал. Очевидно, он хотел пошутить, потому что его пасть раскрылась и обнаружила ряд длинных зубов. Я постарался тоже весело рассмеяться и произнес единственную известную мне русскую фразу… Эту фразу в свое время я слышал от некоей Сони в городе Вильно и выучил ее наизусть. Вот эта фраза: «если ночь будет ясная, мы встретимся под дубом, а если будет дождь, то я приду в амбар!» Для немца, не знавшего по-русски, это было все равно, но, однако, он вообразил, что я сказал нечто в высшей степени остроумное, громко захохотал и снова похлопал меня по плечу. Кивнув ему головою, я двинулся к дверям и вышел на двор.

Там стояло на привязи штук сто лошадей; большая часть их принадлежала убитым полякам и гусарам. Здесь же стояла моя бедная Виолетта. Увидев меня, она заржала. Но я на нее не сел верхом, о, нет! Я был слишком хитер для этого! Напротив, я выбрал самую лохматую казацкую лошаденку и вспрыгнул на нее, точно она принадлежала моему отцу. К седлу был привязан мешок с награбленной добычей. Я переложил его на спину Виолетты и, взяв ее под уздцы, поехал прочь. Вид у меня был самый молодецкий, и я был похож на настоящего казака, возвращавшегося с фуражировки. Город был полон пруссаками. Они стояли у ворот и показывали на меня пальцами. Казаки были тогда очень популярны у немцев, которые восхищались их отвагой и доблестью.

Один или два офицера пробовали со мною заговорить, но я качал головой, улыбался и отвечал: «если ночь будет ясная, мы встретимся под дубом, а если будет дождь, то я приду в амбар». При этом ответе немцы пожимали плечами и отходили прочь. Таким образом я проехал через весь город и добрался до северного предместья. В некоторых местах по дороге виднелись караулы, состоявшие из улан в пестрых мундирах. Я знал, что необходимо благополучно миновать эти караулы, и я буду снова свободным человеком.

Но не успел я от'ехать и ста саженей от уланских караулов, как вдруг… Можете себе представить, что я почувствовал?! По дороге, прямо на меня, мчался настоящий казак.

Друг мой, читающий эту историю, если у тебя есть сердце, ты посочувствуешь мне. Представьте себе человека, пережившего столько опасностей во время этого путешествия только затем, чтобы потерпеть крушение у пристани?

Признаюсь вам, что на одно мгновение я почувствовал прилив малодушия, но потом сразу взял себя в руки.

Прежде всего, я расстегнул мундир. Сделал это я на случай опасности, решив не отдавать врагам письма императора, а проглотить его. Да, я решил уничтожить таким образом драгоценный пакет, а потом умереть с саблей в руках. Затем я нащупал свою маленькую кривую саблю, пришпорил лошадку и быстро двинулся вперед.

Мне хотелось отдалиться как можно дальше от улан, чтобы очутиться один-на-один с казаком. Это был офицер с большой бородой. На шапке у него был такой же золотой значок, как у меня. Заметив, что я направляюсь к нему, он остановил лошадь. От караулов я очутился на очень значительном расстоянии.

Приблизившись к казаку, я заметил, что его черные глаза, в которых выражалось только удивление, стали вдруг подозрительными. Он внимательно оглядывал мою одежду. Не знаю, чего недоставало в моей форме, но казак сразу обнаружил обман. Он крикнул мне что-то, очевидно, спрашивая; я не дал ответа. Он немедленно же обнажил саблю.

Я сердечно обрадовался, видя, что он вынимает из ножен саблю. Биться с врагами я люблю, но нападать врасплох, на неприготовившегося человека — не в моих правилах. Я обнажил саблю, отразил его удар и ударил его в грудь, между четвертой и пятой пуговицей мундира. Он тотчас же упал на землю. Это произошло так быстро, что и я последовал его примеру.

Поглядеть, что стало с казаком, я так и не успел. Жив он остался или умер — не знаю. Поспешно вскочив на Виолетту, я тряхнул поводьями и послал воздушный поцелуй двум прусским уланам, которые с криками пустились за мной в погоню.

Они долго меня преследовали, но Виолетта, успевшая отдохнуть, была бесподобна. Я сперва ехал на запад, а потом повернул к югу. Следуя таким путем, я знал, что быстро выберусь из местности, занятой неприятелем.

Мои преследователи все больше и больше отставали от меня. Чем дальше я был от врагов, тем ближе к друзьям. Оглянувшись назад и увидев, что погони больше не было, я понял, что мои неприятности кончились.