Лесник поднял ружьё, но, сгорая от нетерпения, я выхватил его у него и стрельнул прямо в огонь. Темнота расступилась перед маленькой вспышкой. На миг показались молчаливые сосны, потом мрак снова сгустился, а огонь заблестел сильнее и, кажется, ещё более вызывающе.
Я прицелился и снова выстрелил. В столовой послышался приглушённый тревожный шум и, как мне показалось, смех. Лесорубы наблюдали за поединком со злым духом и посмеивались. Мы казались беспомощными и смешными. Я хотел было снять ружьё с подоконника, но тут услышал голос мальчика:
— Пусть ружьё останется на окне!
— Духа будем пугать, а? — засмеялся лесник.
Сашко не обратил внимания на насмешку и тихо, словно опасаясь, чтоб нас кто-нибудь не подслушал, объяснил, что дуло ружья наведено на огонь. А если посмотреть в прицел при свете дня, а кому-нибудь из нас пойти в лес с платком, то тот, кто будет у ружья, подскажет, где повесить платок. Там и будет огонь…
От радости мне хотелось обнять паренька и подбросить его к потолку. Ведь вот что надумал, никому и в голову не приходило! Но Врагов сказал:
— А как же мы услышим друг друга? Ведь тут больше трёх километров.
— Возьмём портативный телефон.
Телефонная линия проходила по лесу недалеко от того места, где светился огонь. При помощи портативного аппарата паренёк действительно мог связаться с домиком лесничего. Он несколько дней работал с телефонистами и знал, как с аппаратом обращаться.
Утром Сашко ушёл. У ружья встал Врагов. Впервые ружьё должно было ждать, когда цель сама попадёт на его прицел. Я, затаив дыхание, наблюдал из окна. Наконец флажок показался среди тёмно-зелёных волн хвойного леса, телефон работал: «Назад… вперёд… левее… ещё…» Сашко не мог быстро выполнять команду, ведь ему приходилось влезать на деревья и махать оттуда белым платком, привязанным к пруту. Всё же к обеду знак был установлен, и Врагов бросился в лес.
А мне не оставалось ничего другого, как ждать. Каждую минуту я надеялся услышать голоса лесника и его замечательного помощника, но прошло уже несколько часов, пока Врагов вернулся — весь изодранный и без фуражки. Вытер вспотевший лоб и уставился в землю, сконфуженный и расстроенный. Он рассказал, что они с Сашко осмотрели дерево, на котором был флажок, разрыли землю вокруг его, осмотрели птичьи гнёзда, дупла, перевернули даже камни, но ничего, ничего не нашли!
Значит, огонь загорится ночью. «И что тогда? Что же тогда произойдёт?» — думал я. Ну хоть плачь!
Лесорубы вернулись, когда солнце скрылось за ощетинившимся хребтом Чернатицы. Они уселись на поляне перед моим окном, закурили и молча стали ждать появления дьявольского огня. Ни один вечер не казался мне более зловещим… Точно в восемь часов тридцать две минуты огонь стал разгораться на том же месте и таким же образом — постепенно, пугливо, а потом, по мере того как сгущалась темнота, он превратился в настоящее пламя.
Это приводило меня в ужас. Нужно было немедленно проверить, есть ли огонь на том самом месте или нет. Я обернулся к Врагову. Он понял меня и взялся за ружьё.
— Послушайте, эй! — обратился он к лесорубам. — Может, кто-нибудь из вас пойдёт со мной к дереву?
Лесорубы замерли, словно ничего не слыша, — молчаливая группа под окном домика.
— Желающих нет? — повторил Врагов.
— Послушайте, я пойду, — потянул его за рукав Сашко. — Я знаю дорогу к дереву.
— Хорошо, — неохотно сказал Врагов.
Послышалось щёлканье затвора. Их шаги прозвучали по склону и затихли. Искра, высеченная из камня подкованными ботинками лесника, блеснула и угасла. Две тени — большая и маленькая — Пропали в ночи.
До флажка надо было идти час десять минут. И час десять минут я ждал у окна, всматриваясь в огонь, который становился всё яснее и чище, но казался всё более зловещим и загадочным.
Зазвонил телефон.
— Товарищ лесничий, — услышал я голос Врагова, — мы находимся точно под флажком. Огня нет! Вы ничего не видите?
— Гори-ит! — в отчаянии крикнул я. — Посмотрите вокруг, чёрт бы вас побрал!
— Горит, а там огня не видно! — отозвался кто-то под окном, где в темноте время от времени вспыхивали сигареты, освещая чьё-нибудь испуганное усатое лицо.
Кто-то встал, и я услышал голос повара, отца Сашко, приглушённый и нетерпеливый:
— Пусть мальчик вернётся назад, товарищ лесничий!
— Вернитесь, — приказал я по телефону. — Пусть мальчик вернётся.
— Хорошо, — послышался тихий и расстроенный голос, — но он не хочет. Он полез на дерево за платком.
— К чертям платок, пусть возвращается! — закричал я во всё горло.
— Не хочет, — ответил Врагов.
Я почувствовал, что ноги мои подкашиваются. Положил телефонную трубку и прилёг, обессиленный усталостью и отчаянием. Видимо, лежал я минут пять. Меня поднял дружный крик.
— Пога-ас! Пога-ас, лесничий, огонь погас! — кричали лесорубы.
Я вскочил. Действительно, погас. Я поморгал, чтобы лучше видеть, но… огонь снова загорелся. Я бросился к телефону.
— Врагов, почему он засветился и погас? Почему?
— Не знаю, — услышал я.
— Ты где?
— Под деревом.
— А мальчик?
— На дереве… Снимает платок.
— Пусть спускается вниз.