Принципиальное отличие от нуля (сборник)

Утром прилетел вертолет и привез багорщиков и патроны. Яша опять полетел на разведку, но быстро вернулся, выскочил из вертолета и заорал, перекрикивая винты: «Подъем, олень через два часа будет здесь!». Быстро получив патроны – по 200 штук на ствол – сели в лодки, и через полчаса все были на своих местах – мы выше течения, а багорщики с раздельщиками ниже за поворотом реки. Всем приказали молчать и не курить. Через час послышался шум – это был топот приближающегося стада. Олень надвигался сплошной стеной шириной метров 100. Подойдя к реке и увидев нас, олени остановились на кромке воды и насторожились. Возможно, они и не стали бы переправляться, но надвигающиеся сзади тысячи оленей просто столкнули их в воду, и стадо начало переправу. Яша нас предупредил, что первые ряды с вожаком нужно пропустить, что мы и сделали. Прямо перед нами олени стали переплывать и переходить реку. Мы смотрели им в глаза, и что-то защемило в груди – настолько прекрасны и грациозны были эти животные, но… мы начали отстрел. Выстрелы слились с шумом, плеском, рыком и топотом – стадо пошло сплошной стеной.

Первый час пролетел, как минута. Яша просигнализировал, чтобы мы остановились. Ниже переправы туши плыли сплошным потоком, река стала красной от крови. Багорщики не успевали вытаскивать туши из воды. Мы сели и закурили, только теперь я увидел, что ствол раскален. Серега с соседней лодки сунул ствол в реку, и он со свистом зашипел.

– Ты что делаешь, идиот, – заорал Петрович, – все, ружья нет, будешь стрелять – патрон заклинит и разорвет ствол.

– Быстро на берег, к багорщикам на помощь, – скомандовал я, – только патроны оставьте.

Лодка с Сергеем и Толей прямо сквозь плывущих оленей поплыла вниз по течению, а Яша уже махал, что можно продолжать.

Работа закипела, конца стаду не было видно, и только часам к четырём патроны закончились, да и стадо пошло на убыль. Мы поплыли помогать багорщикам. В ушах звенело, руки тряслись. То, что мы увидели – было настоящим ужасом. Весь берег был в тушах, река в крови и кишках – раздельщики все внутренности выкидывали в реку. Меня чуть не стошнило. Я послал Николая за водкой, а сам стал помогать вытаскивать туши. Раздельщики ловко потрошили и снимали шкуры, но необработанных туш было еще слишком много.

– Бабам пить не давай, а то упадут, им еще тут до ночи работать, – предупредил Яша, но сам не отказался от стакана. Три бутылки мгновенно были выпиты, и все бросились работать.

К десяти часам, кое-как помывшись, мы пришли в лагерь и, перекусив, завалились спать. По переменке охраняли от зверья горы туш, с утра началась отгрузка в вертолеты.

Один, второй, третий – к вечеру все попадали, а утром забрали и нас. Возвращались разбитые и усталые, в глазах у всех была пустота. Каждому давали по оленю, но взял один, Петрович – остальные отказались.

Прошло несколько недель, но, встречаясь с напарниками по отстрелу, как-то прятали глаза, как будто были в чем-то виноваты. Даже грамоты и премия за девяностопроцентную реализацию патронов не помогли. Я еще долгие месяцы плохо спал – всегда снились те глаза бедных животных.

Прошло уже почти 30 лет с той поры, но после того отстрела ружье в руки я уже не брал и оленину не ел. Это слабое утешение от той горечи, но она тянется уже всю мою жизнь.

Тревога пройдёт через миг

А может пойти просто спать?
Когда нет вопросов уже,
И нет того запаха роз,
Условностей на этаже.

И тихо, спокойно уснуть,

Чтоб даже и «…»*ь не смогла
Окрикнуть, в разврат окунуть,
Где снова тревожная мгла.

Мы всё потерять не смогли,

Хоть в кровь мне разбейте лицо,
Но гаснут к закату угли,
И с ними толпа подлецов,

Которые песни поют

О сложностях, как никогда,
Ногами лежачего бьют,
Без боя сдают города.

Я жду и надеюсь, и пью,

Хоть радости мало с утра,
Налить? – Я, конечно, налью,
Ведь мы с вами не господа.

Всё сложно и хочется спать,

Тревога пройдёт через миг,
Меня уже трудно узнать,
Я жизнью своей всё постиг.

Я с тенью долго разговаривал сегодня