Прибывших вправду было немало, набралось несколько десятков художников. Юань-цзюнь призадумался – кого же лучше выбрать?
– Нет ничего лучше и справедливей открытого конкурса – пусть каждый пишет картину, а мы потом сравним, – посоветовал канцлер.
Государь кивнул и приказал подготовить большую мастерскую со столами, кистями и тушью. Бумагу в то время еще не изобрели. Портрет благородного Юань-цзюня полагалось писать на шелке, поэтому для художников закупили дорогое шелковое полотно.
Художники нарядились в парадные одежды, ботинки их почти скрипели от чистоты и лоска. Мастера помоложе даже припудрились и напомадили волосы.
Они непрерывной чередой входили в зал, приветствовали государя, тихонько пятились назад, а после почтительно выстроились у входа в мастерскую.
Один из художников опоздал. Нельзя сказать, что он был одет неопрятно, но все же весьма свободно, держался небрежно, как будто просто прогуливался по улице. После того как служанка подвела его поприветствовать Юань-цзюня, он не стал пятиться, а просто повернулся и удалился спокойным шагом.
Пришедшие раньше художники все еще почтительно ждали приказа Юань-цзюня войти в мастерскую, не смея самовольничать. Лишь опоздавший мастер направился прямо туда. Толпа художников у входа не привлекла его внимание, не поздоровавшись, он сразу вошел в мастерскую.
Внутри стоял целый ряд столов с давно готовыми принадлежностями для рисования и белоснежным шелком. Опоздавший мастер остановился у одного из столов, тут же стянул верхнюю одежду и, поджав под себя ноги, начал размачивать кисть.
Дворцовая служанка посчитала такое поведение странным и доложила об этой бесцеремонности правителю. Юань-цзюнь вспомнил этого опоздавшего, небрежно одетого и свободного в манерах художника, кивнул и сказал слугам:
– Это истинный художник! Приказываю оставить его, а остальные мастера могут разойтись.
Художники даже не взялись за кисти, а Юань-цзюнь уже вынес окончательное решение. Его впечатлила естественность, а вовсе не техника или опыт. Соревнование окончилось, не начавшись, чистой победой мастера, который ценил искусство ради искусства.
Как Чи Цзянь зятя выбирал
Чи Цзянь занимал должность начальника военного приказа в эпоху Восточной Цзинь. Тогда это был высший руководящий пост в области военного дела. Чи Цзянь получил его благодаря заслугам в подавлении мятежей. Высшую гражданскую должность того времени – должность канцлера – занимал Ван Дао.
У Чи Цзяня была обожаемая шестнадцатилетняя дочь, прелестная и талантливая, свет его очей. К тому времени женщины семьи Чи уже начали напоминать, что настала пора Чи Цзяню присматривать зятя.
Первым условием при выборе жениха, естественно, было равное происхождение и его статус в обществе, поэтому вполне логично, что первыми кандидатами оказались молодые люди из семьи канцлера Ван Дао. Юношей в семье канцлера было немало, помимо его родных сыновей имелись еще и племянники. Юноши были все как на подбор талантливы и красивы, за любого из них дочь отдать не стыдно.
Как-то утром на встрече Чи Цзянь поделился своими мыслями о муже для дочери с канцлером Ваном. На что услышал:
– Верно, в нашей семье много молодых людей, все способные и красотой не обделены. Не знаю, кто больше подойдет вашей дочери, лучше уж вы сами выбирайте.
Тогда доверенные люди Чи Цзяня с щедрыми дарами пришли в дом к Ван Дао.
Канцлер встретил их в гостиной. Отпрыски семейства прослышали, что человек от начальника военного приказа Чи будет выбирать мужа для дочери, и приоделись. Дело было в разгар лета, и разодетым в пух и прах молодцам пришлось нелегко.
Ван Дао поочередно представил гостям сыновей и племянников. Гостям от семьи Чи казалось, что все юноши хороши, все удостоились похвалы.
Тут Ван Дао вдруг понял, что не хватает его племянника Сичжи. Он стал озираться по сторонам.
– Куда делся Сичжи?
– Молодой господин у себя в комнате, – почтительно ответил управляющий.
Тогда Ван Дао повел гостей во флигель. Там на восточной кровати лежал обнаженный по пояс юноша, он ел как ни в чем не бывало.
Люди Чи Цзяня по возвращении рассказали: