Признание конторщика

Мы расположились въ старинной гостиной, вокругъ яркаго огня, между тмъ какъ Люси приготовляла чай. Она приготовила бы и тосты; но Томъ сказалъ, что онъ лучше позволитъ ослпить себя, нежели уступитъ ей это занятіе. Пришла наша ключница; спустя немного, пришелъ старый рзчикъ съ маленькой дочерью. Мы просидли до полночи. Рзчикъ разсказалъ нсколько анекдотовъ про знакомыхъ моего отца, а Томъ разсказалъ исторію про какое-то привидніе; которую слушали съ замираніемъ сердца и притаивъ дыханіе, пока не открылось, что все это былъ сонъ. Одинъ только я чувствовалъ внутреннее безпокойство и говорилъ очень мало. Помнится даже, что на какое-то замчаніе рзчика и отвтилъ довольно рзко. Онъ погладилъ Люси по головк и выразилъ свое предположеніе, что она скоро выдетъ замужъ и покинетъ насъ, стариковъ. Я не могъ перенести мысли, что она покинетъ насъ, хотя и былъ убжденъ, что рано или поздно, но это должно случиться. Люси никогда еще не казалась мн такою интересною, какъ въ этотъ вечеръ. Маленькая двочка, утомленная игрой, задремала, склонивъ головку свою на колни Люси; и когда Люси говорила съ вами, рука ея была опутана шелковистыми кудрями ребенка. Я пристально смотрлъ на все и жадно ловилъ каждое ея слово. Едва только Люси замолкала, какъ безпокойство мое возвращалось. Тщетно старался я раздлять ихъ непринужденную веселость. Мн хотлось остаться одному,

Въ ту ночь, когда я сидлъ въ своей маленькой спальн, и все еще думалъ о Люси. Голосъ ея все еще звучалъ въ моихъ устахъ; я закрывалъ глаза, и Люси рисовалась передо мной, съ ея кроткимъ прелестнымъ личикомъ, и золотымъ маленькимъ медальономъ, повшеннымъ на ея мраморной шейк. Я заснулъ, и во сн мн представлялась одна только Люси. Я проснулся — и, въ ожиданія разсвта, все еще думалъ о ней. Такимъ образомъ прошли наши Святки. Иногда во мн рождалось довольно пріятное чувство; а иногда я почти желалъ никогда не видть ее. Безпокойство и тоска не покидали меня; о чемъ я безпокоился, о чемъ тосковалъ, — ршительно не знаю. Я сдлался совсмъ другимъ человкомъ, — совершенно не тмъ, какимъ я былъ не звавши ее.

Наконецъ, когда я пересталъ скрывать отъ себя, что любилъ ее пламенно и нжно, — пламенне, чмъ кто нибудь могъ любить, — я началъ сильно тревожиться. Я зналъ, что сказали бы другіе, еслибъ узнали про мою любовь. Люси имла небольшое состояніе, а я не имлъ ничего, и, что еще хуже, мн было сорокъ-пять лтъ, а ей только минуло двадцать. Кром того я былъ ея опекуномъ; умирающій отецъ Люси поручалъ ее моему попеченію, въ полной увренности, что если она попала подъ мою защиту, то я стану дйствовать въ ея пользу, такъ же, какъ и самъ онъ, оставаясь въ живыхъ, дйствовалъ бы. Я зналъ, что былъ бы ревнивъ, сердитъ со всякимъ, кто только обнаружилъ бы къ ней хотя малйшее расположеніе. Но при всемъ томъ я спрашивалъ самого себя: неужели мн должно удалять отъ нея того, что могъ бы сдлать ее счастливою, кто полюбилъ бы ее какъ я любилъ, и, кром того, по своей молодости и привычкамъ, гораздо больше нравился бы ей? Еслибъ даже случайно я и пріобрлъ ея расположеніе, неужели люди не сказали бы, что я несправедливо употребилъ вліяніе моей власти надъ ней, или что я нарочно держалъ ее взаперти отъ общества, такъ что Люси, въ совершенномъ невдніи о жизни, ошибочно приняла чувство уваженія за боле сильное чувство души? Мало этого: справедливо ли было бы съ моей стороны, еслибъ я, откинувъ вс людскія предположенія, взялъ бы за себя молодую и прелестную двицу и навсегда заперъ бы ее въ угрюмомъ вашемъ дом, уничтожилъ бы въ ней природную ея веселость и постепенно пріучилъ бы ее къ моимъ старымъ привычкамъ? Я видлъ эгоизмъ во всхъ моихъ помышленіяхъ и ршился завсегда изгнать ихъ изъ моей души.

Но эти мысли не покидали меня. Съ каждымъ днемъ я открывалъ въ Люси какое нибудь новое достоинство, которое сильне и сильне раздувало мою страсть. Я слдилъ за каждымъ ея шагомъ. Я часто украдкой ходилъ по комнатамъ, въ надежд увидть ее, не бывъ замченнымъ, услышать ея голосъ, и потомъ также украдкой уйти, не потревоживъ ея. Однажды я на цыпочкахъ приблизился къ полуоткрытой двери и увидлъ ее. Она задумчиво смотрла за свчу, работа лежала подл вся нетронутою. Я старался разгадать, о чемъ она думала: быть можетъ, въ невинное сердце ея запало воспоминаніе о друг, котораго уже нтъ въ живыхъ, а быть можетъ и размышленіе о комъ нибудь другомъ, боле миломъ сердцу, занимаетъ ее. Послдняя мысль какъ тонкій ядъ пробжала во мн, и я затрепеталъ. Мн показалось, что она пошевелилась; или это только была игра воображенія? во всякомъ случа, я торопливо отвернулся отъ дверей, на цыпочкахъ пошелъ въ контору, не смя оглянуться, пока не добрался до своего угла.