Признание. Стихи

Хорошо сидел солдатский ватник
На некрепких молодых плечах.
Много лучше, чем венгерский батник.
Ну да не о том твоя печаль.

По тому, как ты орал и верил,

Что поднимешь взвод, развеешь страх,
Было ясно, это — офицерик,
Но, конечно, не в больших чинах.

Ватничек был туго подпоясан

Выданным в училище ремнем.
Завтра все-таки пройдем по Яссам,
Ежели сегодня не умрем.

Не прошли солдатики. Над ними

Только звезды, звезды без числа.
Никого ты больше не поднимешь
Против наступающего зла.

А твоя чадит еще лампада,

Не засыпала тебя лопата,
Вышло — доползти и одолеть
Марево санроты и санбата,
Санлетучек и госпиталей.

Жизнь прошелестела, прошумела,

Протекла, процокала, прошла.
И придурковато-очумело
Шепчешь ты: «Хреновые дела».

Доедай остынувшую кашу

И учти, пустая голова,
Женщины тебе уже не скажут
Сладкие и стыдные слова.

Так что горделиво и спесиво

Не глядись в грядущие года.
Говорили? И на том спасибо,
Но — уже не скажут никогда.

1981

ПАМЯТИ МАЯКОВСКОГО

Выпив утренний свой кофе,
Шли Москвой, как через луг,
Маяковский в желтой кофте
И с лорнеткою Бурлюк.

Лица тверды, как медали,

И надменно весел взгляд.
Эпатируют? Едва ли,
Просто мальчики шалят.

Обойдем чванливый Запад

На полкорпуса хотя
И Толстого сбросим за борт
Вместе с Пушкиным шутя.

Пошумели, заскучали.

Там война. А там она,
Чьи жестокие скрижали
Примут многих имена.

Там и ты расправишь плечи,

Там и ты получишь слово,
Не заленится рука.
И далеко ей, далече
До того, до спускового,
До злосчастного крючка.

На эстрадах, на собраньях

Живу душу жжешь дотла.
Только что там — кольт иль браунинг
В нижнем ящике стола?

Хоть примериваясь к бездне,

И не лез ты на рожон,
Но не стать на горло песне
Тоже было не резон.

И легла в патронник пуля,

Как лежит в стихе строфа,
Где Азорские мелькнули
И пропали острова.

И огромного мужчину

Положили люди в гроб.
И ведет Кольцов машину,
И в холодных каплях лоб.

Не твоих ли дней начало

Было городу к лицу?
Не твоя ли трость стучала
По Садовому кольцу?

Не такою ли весною

Ты шатался с Бурлюком,
Звонкой силой и тоскою
Непонятною влеком?

Но свинцом рванула сила,

Кровью хлынула тоска.
И сожгла, и схоронила
Маяковского Москва.

А весна идет с окраин,

А народ молчит, глазаст,
А в Кремле сидит хозяин,
Он тебе оценку даст.

Красят скамьи и киоски

В белый цвет и голубой…
Маяковский, Маяковский,
Первая моя любовь.

70-е

К ПОЭЗИИ