С полуснегом и с полудождем.
В полузиму,
в полуосень…
Ведь на всех
Нету счастья,
только мокрый снег.
* * *
Не обольщаясь синевой,
весны непрочность ощущая,
Иду по марту сам не свой,
И ветер свищет за плечами.
Пугает ветер ледяной,
Пронзает насквозь тело,
душу.
Но я, разбуженный весной,
Свой страх уже не обнаружу.
* * *
Претенденты на победу в марафоне!
Марафонский бег в отцепленном
Вагоне
Предвещает не победу, а участье
В том процессе, что зовут
“борьба за счастье”,
Претенденты на победу в марафоне!
Марафонский бег в оцепленном вагоне,
предвещает он победы вам едва ли.
Не для вас куют победные медали.
Претенденты на медали в оцепленье
Цепь за цепью переходят
в наступленье.
Претенденты на победу
в марафоне –
Это вам трубит труба в Иерихоне.
Не до жиру, не до бега,
не до смеха…
Претенденты…
Претенде…
И только эхо…
* * *
Мы – лишние люди. Пора, брат, пора.
Печоринским знаменем клясться не будем.
И, все же, как в поле идут трактора,
Так мы с тобой катимся в лишние люди.
Забытые лозунги бродят, как квас.
Плакатов глазницы глядят опустело.
Мы – лишние люди, уходим, как класс.
И это, наверное, главное дело.
Помашет рукой удалой Азамат
И что-то Максимыч шепчнет с укоризной…
И снова с тобой, как столетье назад,
Мы лишние люди у нищей отчизны.
И видно нескоро придет романист,
Который покажет нас всех, как явленье.
Уходит эпоха, как фильм “Коммунист”…
И мы – просто образы для сочиненья.
* * *
Весна внезапна,
словно повышенье цен,
Но, слава богу,
не зависит от министров.
Хоть мы и ожидали перемен,
Но, все ж, они
пронзительны, как выстрел.
А, между тем, весна
берет свое,
И даже воздух
пахнет абрикосом.
Неведомое ждет страну жнивье,
Когда посеяны
одни вопросы…
* * *
Дневники с “пятерками” хранил,
А в подвале было сыровато.
Порчей дневники мои объяты,
И забвеньем – все, что я учил.
В дневниках – оценки хороши.
А за ними ничего не видно.
Отчего ж так горько и обидно,
Словно порча губит часть души.
А душа сама ведет дневник.
Что-то помнит, что-то забывает.
Страшно за меня переживает,
Что “пятерки” получать отвык.
* * *
Знаком по фотографии я с дядей.
По снимку старому военных лет.
Был комиссаром партизанского отряда
Мой дядя, математик и поэт.
Не дорешал свое он уравненье
И не закончил лучшую строку
В последнюю минуту вдохновенья,
Что кровью расплескалась на снегу.
И ныне снег. На плац военкомата
Выходим мы, не знавшие войны,
И по наследству будут нам даны
Не знавшие сражений автоматы…
А мать вздыхает: “Ты похож на брата”.
* * *
Одет по форме и стою в строю.
Перед глазами – полоса препятствий.
В часах казарменных я время узнаю.
В пространстве ротном начинаю обживаться.
Еще служить всю службу мне,
И от усталости я в кинозале засыпаю.
И вижу дерево
и девушку во сне…
И рядом – слышу конницу Чапая.
* * *
Инерция…
И для души
закон Ньютона применим.
Никак мне не расстаться с ним.
Воспоминаний сила
опять меня сдавила…
Души моей потемки –
потемки кинозала.
Замедленная съемка.
Смотрю, и все мне мало.
* * *
Когда обида душу жжет,
Тут сода не поможет.
Поможет соль. Соленый пот.
Ну, а не он, то что же?
Ни лесть, ни жалость не спасут,
Ни добрые советы…
Поможет только тяжкий труд.
И я проверил это.
* * *
Я в переулок Ночи зашел,
томимый жалостью,
За улицей Дневною ангел густой закат.
И крепко спали люди в гостинице
Усталости,
А где-то духом Бодрости
был полон Утра сад.
Веселая застенчивость и грустная Удача
Шла рядом со Случайностью,
болтая невпопад,
И Гордость одинокая
Давилась поздним плачем,
И Суета спешила,
А Глупость шла назад.
А где-то в поднебесье,
блеснув крылом Надежды,
Летели птицы Юности,
зовя с собою в даль…
Но все проходит с возрастом,
И с возрастом все реже
В незримость улиц путаных я захожу.
А жаль.
* * *
Петух прочистил глотку.
Судьба, пеки калач
На вечной сковородке
Удач и неудач.
Добавь и соль, и сахар,
Чтоб не был пресным путь.
И только капли страха
Случайно позабудь.
* * *
Дождь рассыпал слезы по асфальту
И ушел, гонимый ветром, к югу.
Словно карты – веером – гадалка,
Разбросала звезды ночь по кругу.
Звездный отблеск тает под ногами,
На асфальте мокром и блестящем.
Этой ночи давнее гаданье
О грядущих днях и настоящих.
Погадаем – радость или горе,
Нагадаем – встречи и разлуки.
Отчего же первый мед так горек,
Почему до боли сжаты руки?
Ночь уходит, кончено гаданье,
Гаснут в небе тысячи огней,
Но огонь несбывшихся желаний
Сердце обжигает все сильней.
* * *
Возвращаюсь из совхоза,
пахну свежим огурцом.
Ничего, что это проза,
быть бы в прозе молодцом.
Молодым еще, тем паче.
Пусть колючки на штанах.
Надо мной,
как флаг удачи,
Голубого неба флаг.
* * *
Закончился сеанс дневной,
как дым растаял.
По площади идет со мной
Княгиня Трубецкая…
Лишь только складочка у рта
волненьем дышит,
И площадь – та или не та,
чужие крыши.
И растворяется в дыму
декабрьский холод.
Я все пойму и не пойму –
приподнят полог.
Восстанья радостный кураж. Кипит отвага.
Стоит гвардейский экипаж,
и блещут шпаги…
Стирает время все следы
с брусчатки старой.
Но свет пленительной звезды,
Как прежде, ярок.
* * *
На вершине лесистого склона
Скрыто злобное сердце дракона.
Ветер воет и тьма ворожит,
И в испуге ребенок дрожит.
А дракону – чего?
– Хороша
Бессердечная жизнь и душа.