Продавец туманов. Истории в стихах для городских мечтателей

Привет, родная, это цирк с конями, но мне приснилось (я схожу с ума?), что наше министерство упраздняют. Существ мы разобрали по домам. И так уже витает слух в народе, мол, всякая творится ерунда. Я взял к себе драконов, ты не против? А если будешь против – что тогда? Да, мы рискуем, но теперь без риска, боюсь, не обойтись ни там ни тут. Болотники, наяды, василиски действительно возьмут и пропадут.

Но если нас объявят вне закона, то я тебе осмелюсь написать: пожалуйста, корми моих драконов и отпускай их изредка в леса.

Варвара

На асфальте рисунок. Варваре Петровой шесть. Она любит вареники, ежиков, танцевать. У нее аллергия на пух. Иногда на шерсть. После мультиков вечером Вареньку ждет кровать. На асфальте зеленым мелком нарисован сад. Нарисована хижина – изгородь, окна, дверь. Даже кот нарисован, который слегка усат. И немного крылат. Ну совсем непонятный зверь. Вот еще человечек. Бежит по своим делам в направлении хмурого голубя. По прямой. Варя – добрая девочка, имя ему дала, перед тем как на левой ноге ускакать домой. Перед тем как исчезнуть, Варвара сказала так: «Я – волшебница Варя, прекрасная фея, да. Ты – Асфальтовый Том, озорник, весельчак, чудак. Вот теперь мы с тобой не расстанемся никогда».

Бродит дождь по дворам. На асфальте лежит листва. Ветер гонит прохожих, страдающих октябрем. Варька слушает рок. Безусловно, она права в том, что жизнь – это тлен, что однажды, капец, умрем. Если смерть неизбежна, зачем горевать о том? У Варвары друзья, и подруги, и чай с халвой. По ночам к замечательной Варе приходит Том, невозможно Асфальтовый. Плоский, хотя живой. Он приходит нечасто, смеется, прищурив глаз. Том практически бог незатейливой болтовни. Ироничный, как Штирлиц, красивый, как Леголас. Только Варя уже не волшебница, извини. Быть бы Варе нормальной, спокойно варить борщи. Том не хочет борщей, он почти ничего не ест. «Вот уйду, – говорит, – на край света. Ищи-свищи». Варя в страхе кричит или плачет на весь подъезд.

Дома тихо. На улице вечная суета. Новостройки похожи на косточки домино. Варе замуж не надо. Она завела кота, и Асфальтовый Том ей не снится давным-давно. Варя слушает регги. Гудит во дворе клаксон – зазевался какой-то рассеянный остолоп. Засыпает под утро Петрова. Ей снится сон. Том сидит на ковре в ее комнате, морщит лоб, мелет чушь, говоря по-простому – несет пургу. Впрочем, раньше он тоже ее постоянно нес: мол, увольте, Варвара, я думал, что я смогу. Пропаду, дорогая, комар не подточит нос. Там, где холодом дышит в окно ледяная тварь, где такие снега, словно ангел крылом задел, поселюсь, чтоб забыть о тебе. Ты мне веришь, Варь? Арендую квартиру в глуши, удалюсь от дел. Твой, Петрова, Асфальтовый Том – балагур и шут. Ты не парься, Варвара. Вообще не твоя вина. Обуздаю депрессию. Знаешь, о чем прошу? Никогда не давай нарисованным имена.

Варя кормит кота, вечерами читает блог. Варя банит в Сети исключительных подлецов. Там, на небе, дежурный хранитель берет мелок. У Асфальтовой Вари улыбка во все лицо. У хранителя то медитация, то ретрит, то потоки сознания. В принципе, полный Ом. А чего беспокоиться? В курсе, что завтра в три к настоящей Варваре придет настоящий Том.

Медвесовы

Мы держимся. Слова имеют вес, и доводы толпы звучат весомо. Лесник считал, что он-то знает лес, пока не появились медвесовы. Лесник подумал: «Что же мне теперь – к психологу, монаху, эскулапу? Возможно, это краснокнижный зверь». Луна на небе заменяла лампу. Птенцы уже вставали на крыло, сбивая с веток золото. Еще бы. И если был на свете эталон, то прямо здесь, в таинственных чащобах. Пришел волшебник, беспечально тих. Пришли кентавры, лешие, грифоны. Лесник боялся потревожить их, жалея, что сейчас без телефона. Похвастался бы сотню лет спустя. Звезда срывалась с ветки летним кличем. Привычно людям верить новостям. Ну кто поверит чокнутым лесничим? Вот он – другой, знакомый мир – другой. Не разберешь, где истинно, где ложно. Но ветка затрещала под ногой. Досадная, нелепая оплошность.

В лесу что ни тропинка – то тропа, что ни грибник – потомок менестреля. Лесник вернулся, завалился спать. Машины мчались. Медвесовы пели о том, что осень, и фонарь горит, и падает листва на мостовую. Что мы починим этот алгоритм, что мы живем, что мы не существуем. Пусть вопреки, но мы, проводники, боимся постоянно, шутим тонко. Давай быстрее отпирай замки. Тебе сегодня принесли совенка. Он маленький, взъерошен и пуглив. Чужим себя не разрешает трогать. У мелкого зрачки как чернослив, медовый баритон, медвежий коготь. Вселенная во многом неправа, но тот, кто дураков целует в темя, смеется – у тебя растет сова, и в перьях у нее свернулось время.

И где-то происходят наяву и ведьмы, и алхимики, и мавры. Когда-нибудь ты выпустишь сову. А то в лесу расстроятся кентавры.

Часы стоят. Хранители стоят. Неповторима легкость бытия.

Господин Океан