— Это только в рассказе смешно, — грустно улыбнулся Влад. — А на деле от всех этих недомолвок так тоскливо становится, душевные силы уходят. Вот если бы эта женщина сама сказала, что я ей мил, и, не скрываясь, плакала бы оттого, что я скоро уеду, я бы, наверное, при первой возможности вернулся, чтобы повидаться. А так, раз она молчала, и я не видел её слёз, то к ней не поеду. Даже если случится оказаться в тех краях, буду объезжать её дом стороной. Поэтому ты, когда сойдёшься с кем-нибудь, избегай недомолвок. Так лучше.
Я кивнул, а сам подумал, что не являюсь ни женщиной, ни девицей, но получается у меня с братом так же. Рано или поздно Влад станет замечать, что я о чём-то помалкиваю. И что же будет? Сделается ему тоскливо? Перестанет он меня любить? А возвращаться ко мне захочет?
Эти мысли не отпускали меня всю неделю, пока Влад жил во дворце, а когда брат уехал, я стал горячо молиться каждое утро:
— Господь, будь милосерден. Не отнимай у меня брата. Пусть он останется жив и здоров. Пусть он не перестанет любить меня. Я знаю, что страшно согрешил и продолжаю грешить, но Ты же видишь, Господь, что разврат не приносит мне никакой радости. Брат — моя единственная радость теперь. Не отнимай её у меня.
Я молился по своей воле, но шутка судьбы заключалась в том, что я выполнял и повеление султана — ведь Мехмед сам велел мне молиться за Влада.
* * *
Прошёл ещё год. Мой брат приезжал часто, как и обещал, а в промежутках между его приездами жизнь самого султана висела на волоске.
Когда в ночной темноте я лежал рядом со спящим Мехмедом, мне постоянно приходила в голову мысль убить его. "Так я спасу брата, — думал я. — Единственный путь спасти Влада наверняка, это убить Мехмеда раньше, чем Мехмед отдаст свой приказ". Удивительно, но в те ночи я действительно чувствовал в себе силы убить султана. Мысль о брате укрепляла меня гораздо больше, чем мысль о спасении всего христианского мира.
Иногда я надеялся, что султан сам умрёт. Я молился об этом, когда Мехмед отправился на войну куда-то очень далеко в Азию против государства, которое называлось Караман. Оно всё время враждовало с Турцией, и мне хотелось думать, что Мехмед проиграет правителю Карамана и не вернётся в Эдирне.
Я остался в полупустом дворце и впервые за долгое время начал дышать свободнее. Это длилось несколько месяцев, и пусть в эти месяцы брат не приезжал, но мне каждый раз снился один и тот же сон про Влада.
Мне снилось, что меня трясут за плечо, я просыпаюсь и вижу брата. Он говорил, что забирает меня немедленно. Я спрашивал: "Как? Почему?" — а Влад отвечал, что пришло известие из Азии: "Султан проиграл бею Карамана и попал в плен". Мой брат говорил: "Весь город гудит от этой новости. Скоро вспыхнет бунт. Того гляди — подожгут дворец. Нам надо бежать немедленно". Я радостно соглашался, а брат хватал меня на руки, будто мне совсем мало лет, и торопливо нёс куда-то по коридорам, которые полнились кричащими людьми. Я ждал, когда же мы выберемся из дворца, но коридоры всё никак не кончались. Мне становилось страшно, что мы заблудились, и я просыпался. Даже во сне не получалось обрести свободу! Даже во сне!
А затем всё покатилось по прежней колее. Султан вернулся, регулярно проводил со мной время, и снова готовился к походу — теперь уже на Константинополис.
Наконец, Мехмед ушёл вместе с армией, а я радовался, что меня на войну не взяли, и что месяца на два я опять один.
Одиночество имело свои хорошие стороны. Пусть в отсутствие султана мой распорядок дня не менялся, и все мои занятия с седобородыми книжниками и наставником по воинскому делу происходили в обычное время, но теперь то время, которое раньше принадлежало Мехмеду, оставалось свободным. Более того — если я не учил уроков, то есть не читал книг, которые мне задавали читать, то седобородые наставники лишь качали головами.
Раньше кто-нибудь из этих людей обязательно грозил:
— А если султан спросит о твоих успехах? И тогда я не посмею утаить, что ты ленишься.
Теперь же эта угроза не произносилась. Было совершенно ясно, что в ближайшие недели никто обо мне не спросит. И вот тогда мне пришло в голову: "А если забросить не только книги? Что если попробовать отлынивать от посещения храма? Ведь в то время, когда мне положено туда ходить, можно пойти в другое место".
В итоге я последовал совету брата — упросил слуг, которые водили меня в греческий православный храм, отвести меня в дом терпимости. Вернее мне удалось не упросить, а подкупить их. К тому времени у меня уже скопилось много ценных вещей, подаренных султаном, а однажды Мехмед подарил мне деньги на случай, если я вдруг захочу зайти в лавку по пути из храма во дворец. Наконец, деньгам нашлось применение! Мои слуги согласились отступить от правил, и в один из дней вместо того, чтобы идти к обедне, я отправился со слугами к блудницам. Дом блудниц находился не так уж далеко от храма.