Проклятие Раду Красивого

Помню, что я, как и многие дворцовые служители, вышел встречать Мехмеда на большой внутренний двор. Главные дворцовые ворота распахнулись, послышались радостные крики простых людей, собравшихся на улицах Эдирне, чтобы увидеть своего правителя, и по этим крикам, всё усиливавшимся, мы во дворе понимали, что султан приближается.

Затем пространство перед нами начало заполняться всадниками, повозками, а также верблюдами, нагруженными всяким добром. Султан, облачённый в золочёные доспехи, ехал на гнедом жеребце. Рядом в чуть менее богатых доспехах ехали визиры, позади визиров — остальная свита... И вдруг я заметил, что там присутствует некий миловидный отрок с большими глазами и такими же, как у меня, вьющимися локонами — правда, не светлыми, а тёмными. И лет ему было не больше, чем мне!

Вместо доспехов на этом отроке красовался дорогой узорчатый сине-зелёный кафтан, который никогда не дадут носить простому слуге. К тому же, на поясе у отрока не висело оружия, а безоружным в свите султана мог оказаться только знатный пленник. Тут я судил по себе, ведь мне тоже носить оружие не дозволяли, несмотря на то, что учили им владеть.

Меж тем Мехмеду помогли спешиться. Он поприветствовал всех встречающих согласно порядку, но до меня очередь, конечно, не дошла, потому что я не занимал при дворе никакой официальной должности. Султан просто прошёл мимо и милостиво на меня взглянул.

Это придало мне нахальства, и на следующий день, когда мы с Мехмедом остались одни в его зимних покоях, я спросил:

— Кто был тот отрок в твоей свите?

Султан сделал вид, что не понимает, о ком речь. Даже когда я подробно рассказал, как выглядел отрок, Мехмед притворился, что не может вспомнить, и пожал плечами:

— Я привёз с собой много пленников, за которых мне, возможно, заплатят выкуп, а если не заплатят, я велю продать их на рынке рабов.

Эти слова походили на правду, и всё же я видел, что султан лжёт. Он прекрасно знал, о ком я говорю! Ведь ни разу не улыбнулся и не спросил: "Ты ревнуешь, мой мальчик?" Если б мне не о чем было беспокоиться, Мехмед непременно спросил бы что-то подобное, но он оказался странно серьёзен!

Тогда я подкупил своих слуг, как уже делал недавно, и они узнали, что отрок, которого я видел, родом из знатной греческой семьи и к тому же крестник греческого императора, погибшего в битве за Константинополис. Звали этого отрока — Иоанн Сфрандзис. Ему было четырнадцать с половиной лет. На полтора года меньше, чем исполнилось мне к тому времени!

Также я узнал, что у отрока есть сестра, которую звали Тамар. Тоже крестница погибшего греческого императора. Она попала в гарем к султану. Ей было двенадцать с половиной, но это меня не очень занимало. Я полагал, что сестру Мехмед прикупил просто так, и ей ещё предстояло подрасти прежде, чем он проявил бы к ней настоящий интерес, а вот к её брату...

Иоанн и его сестра сперва достались начальнику султанских конюшен, без разбора покупавшему всех пленников, захваченных другими турками в Константинополисе. Начальник конюшен перепродавал купленное и хорошо наживался на этом, а Иоанна с сестрой он сразу же предложил султану. Как мне сказали, султан был восхищён предложенным товаром и, не раздумывая, заплатил несколько тысяч аспров! Вот ведь как! Меня Мехмед уверял, что покупал пленников в расчёте на выгоду, однако его поведение в отношении этих двух вовсе не походило на поведение расчётливого дельца!

Разумеется, я узнал и то, в которой части дворца поселили Иоанна. Мне непременно требовалось поговорить со своим товарищем по несчастью. Непременно!

К тому времени меня уже два года обучали греческому языку. Изъяснялся я плоховато, но вполне сносно, чтобы объяснить собеседнику, что к чему. "Простого и честного рассказа окажется достаточно", — решил я, а затем через своих слуг подкупил тех челядинцев, которые прислуживали Иоанну, и таким образом получил возможность беспрепятственно пройти в его покои.

* * *

Иоанн не удивился моему появлению и даже оказался по-своему догадлив:

— Ты тоже пленник? — спросил он, сидя на ковре среди подушек и внимательно рассматривая меня, входящего в комнату.

— Да, — ответил я. — Уже прошло больше девяти лет, как я здесь... и два с половиной года, как я в милости у султана.

— Что это значит? — спросил Иоанн и вскочил. — Ты хочешь сказать, что я останусь здесь? Нет! Мой отец выкупит меня, и я уеду. Может быть, даже удастся выкупить мою сестру.

— Молись, чтобы это сбылось, — ответил я. — А если не сбудется, не отчаивайся. Когда-то у меня тоже теплилась надежда, что мой старший брат заберёт меня отсюда, но... — я развёл руками, — это не сбылось. И не потому, что мой брат меня не любит. Он любит, но ему никогда меня не отдадут.

Иоанн преисполнился сострадания:

— Мне жаль, что так вышло. Надеюсь, моя судьба будет лучше.

— Быть в милости у султана — тоже счастье, — сказал я. — Думаю, что султан полюбит тебя так же, как он полюбил меня. Будь готов к этому и прими с благодарностью.

— О чём ты говоришь? — нахмурился Иоанн. — О чём ты хочешь предупредить меня?