Проклятие Раду Красивого

О, Иоанн оказался таким простодушным! Я хотел его не предупредить, а напугать, но этого не следовало показывать до поры, так что мне пришлось продолжать с напускной весёлостью:

— Я хочу рассказать тебе про счастье, которое, как я уверен, тебя вскоре ожидает. Думаю, что вскоре тебя пригласят в личные покои султана, и там ты удостоишься милости, которой удостаиваются немногие. Поначалу тебе может быть страшно или даже больно, но это пройдёт, и ты станешь счастливым подобно мне.

— Что за милость? — Иоанн встревожился.

— Не беспокойся, мой друг, — сказал я, остановившись напротив него, а затем подошёл совсем близко и положил руки ему на плечи. — Увы, я не так хорошо знаю все греческие слова, чтобы объяснить тебе, но могу показать, если хочешь.

— Покажи.

Я осторожно поцеловал его в губы. Иоанн принял мой поцелуй спокойно и по-прежнему ничего не понимал — наверное, подумал, что это странный чужеземный обычай. Тогда я крепко обнял своего товарища по несчастью и прошептал в самое ухо:

— Ты красивый. У тебя нежная кожа. Султану это нравится.

Меж тем моя левая рука скользнула вниз, мягко раздвинула полы его кафтана и нащупала... Да! Наконец-то, Иоанн понял! И отпрыгнул от меня, как ужаленный!

— Что ты делаешь!? — вскричал он.

— Ты просил показать, что тебя ждёт, и вот твоя просьба исполняется, — невозмутимо ответил я и двинулся к нему. — Султан будет делать именно так, как я только что. Более того — он вложит в твои руки соответствующую часть своего тела. Вернее... я выразился неточно. Ты будешь ласкать эту часть его тела не только руками. Знаешь, сколько есть разных способов доставить султану удовольствие? Для меня самое удивительное было в том, что это можно делать ступнями!

При упоминании о ступнях мне пришлось старательно изображать восторг, а Иоанн побледнел и сделал ещё шаг назад.

— Ты не имеешь привычки ходить босиком? — спросил я с напускным воодушевлением. — Если имеешь, оставь её, потому что кожа на твоих ступнях должна быть мягкая. Тогда ты сможешь аккуратно зажать между ними...

— Не продолжай! — вскричал Иоанн.

— Успокойся, — улыбнулся я. — Говорю же тебе — может быть страшно, но это пройдёт.

Иоанн смотрел на меня как на безумного. И вдруг мне показалось, что это я сам прежний смотрю на себя нынешнего. Захотелось огрызнуться: "Что уставился? Ты давно мёртв".

Если б до того дня, когда мне пришлось впервые остаться наедине с Мехмедом, я знал то, что рассказывал сейчас Иоанну, султан ни за то не уговорил бы меня спуститься с дерева. Я бы решил, что лучше смерть. И, по сути, случилось именно так — тот прежний Раду умер, осталось жить только его тело.

Мне вдруг пришло в голову поблагодарить Иоанна — он показал мне меня прежнего. Я, наконец, вспомнил, кем был когда-то, но также понял, что прежним уже не стану. Слишком много всего пришлось узнать, и это знание изменило меня навсегда, раскололо мою душу на тысячу осколков, и теперь они беспорядочно вертелись внутри меня, иногда складываясь во что-то, но затем снова разлетаясь, ничем не скреплённые.

— Уходи! — потребовал Иоанн, и мне оставалось лишь подчиниться.

— Мы ещё увидимся с тобой и обязательно подружимся, — сказал я на прощанье. — Женщины в гареме дружат. Будем дружить и мы.

— Нет! Никогда! — крикнул Иоанн.

Он сдержал слово.

* * *

Я узнал об этом через несколько дней, когда Мехмед пригласил меня к себе в зимние покои, примыкавшие к саду. Как только слуга, приведший меня, вышел и закрыл за собой двери, султан, ни слова не говоря, отвесил мне такую оплеуху, что я упал на пол. Мне сразу стало ясно, за что.

— Дрянной мальчишка, — прошипел султан. — Значит, тебе уже ведомо коварство? Как же быстро ты учишься!

— В чём моя вина перед тобой, повелитель? — спросил я так кротко, как только мог.

— И ты ещё спрашиваешь, хитрый щенок! — закричал Мехмед. — Смерть Юнуса на твоей совести! Не на моей!

Юнус — это было имя Иоанн на турецкий лад. Теперь я не стал отпираться, только спросил:

— Как он умер?

— Мне пришлось отрубить ему голову! — продолжал кричать Мехмед. — Вот этой рукой!

Именно этой рукой султан и ударил меня, а теперь она, снова поднесённая к моему лицу, дрожала от негодования, которое испытывал её обладатель.

— Но, видит Аллах, я не повинен в смерти Юнуса! — продолжал Мехмед. — Это ты заставил меня убить его! Перед смертью Юнус рассказал мне, что ты приходил к нему. Ты говорил с ним!

— Мне лишь хотелось возвестить ему, что его ожидает счастье... — кротко ответил я.

— Не прикидывайся дураком! — оборвал меня Мехмед. — Ведь ты вовсе не глуп. Ты понимал, что рассказывал Юнусу о том, чего ему пока знать не следовало. Если бы он не знал, то выбрал бы жизнь, но он наслушался твоих россказней и предпочёл смерть.

— Я не хотел его смерти...

— Не лги! — снова оборвал меня Мехмед. — Полагаешь, ты первый придумал, что можно стать вестником? Женщины у меня в гареме тоже иногда становятся вестницами для недавно прибывших дев. Опытные рассказывают неопытным о скором счастье. И в этих рассказах я всегда выгляжу зверем в человеческом обличье! Думаешь, я не понимаю, для чего женщины пугают дев?