Проклятие Раду Красивого

— Повелитель, я думаю, что выйти из затруднения очень просто. Ты должен подарить моему брату невольницу. Красивую и дорогую. А ведь ей нужно будет где-то жить. Она же не может жить на мужской половине дворца в гостевых покоях, которые обычно занимает мой брат. И на женской половине дворца она жить не может. Ведь там твой гарем, а не гарем моего брата. Даже в том месте дворца, где живут слуги со своими жёнами и детьми, ей тоже не место, ведь они все — чернь. Там слишком грязно. А вдруг невольница моего брата подхватит вшей? Значит, она должна жить в отдельном доме, а мой брат, разумеется, должен будет жить с ней.

— О! Ты необыкновенно умён! — воскликнул султан. — Такое даже мне не приходило в голову, хоть я не раз пытался найти решение этой задачи.

Мехмед прижал меня к себе и одарил долгим поцелуем, а затем продолжал:

— Ты, безусловно, прав, мой мальчик. Я сегодня же отдам повеление, чтобы для твоего брата начали подыскивать подходящее жилище. И сегодня же отправлю повеление в "Птичий дом", чтобы на этот месяц придержали для меня самый лучший товар.

Я знал, что такое "Птичий дом" — дом одного удачливого работорговца в турецкой столице. Мехмед часто покупал там себе невольниц, называя их птичками, а сама процедура покупки напоминала посещение гарема. Владелец "Птичьего дома" собирал под своей крышей нескольких красавиц, которых выучивал танцам, игре на музыкальных инструментах и пению, а когда приходил султан, красавицы показывали своё искусство, состязаясь меж собой.

Мехмеду нравилось посещать "Птичий дом" даже больше, чем гарем, потому что в гареме можно было признать лучшей лишь одну женщину, а в том доме не возбранялось выбрать сразу двух или трёх. Окончательный выбор между достойнейшими — мучение для выбирающего, ведь отвергать одни достоинства ради других всегда досадно. В "Птичьем доме" покупатели не испытывали такого мучения, поэтому султан, когда покупал, даже не печалился, что не может "опробовать товар" прямо на месте.

Позднее Мехмеду пришло в голову, что если признать лучшими сразу двух или трёх красавиц, их не обязательно разделять даже тогда, когда они окажутся в гареме — можно приглашать к себе на ложе всех одновременно.

Остальной гарем поначалу возмущался, ведь там было много женщин, воспитанных по старым правилам. "Старые" наложницы полагали, что султан вправе выбрать только одну, и отчаянно ненавидели всех остальных. Сама мысль о том, чтобы оказаться на ложе султана рядом с другой невольницей вызывала у этих женщин отвращение.

Однако невольницы, которые были куплены в "Птичьем доме", вели себя иначе. Те, что оказывались приобретены вдвоём или втроём, как правило, оставались дружны, ведь их связывало общее прошлое — совместное обучение, довольно продолжительное.

И вот такой дружбой женщин Мехмед научился хитро пользоваться, поэтому остальные вынужденно успокоились. Более того — однажды султан со смехом рассказал мне историю о том, как в гареме две уже почти забытые "старые" невольницы вдруг предстали перед своим повелителем вместе и показали совместный танец. Это выглядело смешно потому, что Мехмед отлично помнил, как в прежнее время те же две невольницы жестоко подрались, расцарапали друг дружке лица, повыдёргивали волосы. Теперь же женщины объединились, полагая, что вдвоём сумеют завоевать благосклонность султана, раз не могут завоевать её по отдельности.

Мехмеду стало так любопытно, что он решил на одну ночь выбрать эту парочку, строго предупредив, что если на ложе две бывшие соперницы начнут украдкой щипаться, кусаться или как-то иначе мешать одна другой, он очень рассердится. Женщины поклялись быть нежными не только со своим повелителем, но и друг с дружкой, и ночь прошла весьма интересно, однако удержать внимание Мехмеда надолго эти две соперницы не смогли. В их дружбе слишком явно сквозило притворство, которое сначала забавляло султана, но затем начало раздражать.

Правда, все разительные перемены в гареме случились гораздо позже того времени, когда состоялся мой разговор с Мехмедом о подарке для Влада. Во время разговора я знал только то, что "Птичий дом" существует, и что там есть особый обычай выбора товара.

Этих знаний мне вполне хватило, чтобы понять Мехмеда, пока тот воодушевлённо рассуждал:

— Твой брат приедет скоро, и я сразу окажу ему милость. Не помню, говорил ли я тебе, что он не просто так прохлаждается за Дунаем в северных странах. Твой брат — мои глаза и уши. Он принёс мне уже немало ценных сведений из северных стран. Принесёт и в этот раз — я уверен. А даже если нет, я награжу твоего брата по сумме заслуг... Нет, сначала прикинусь недовольным, чтобы он немного испугался, но затем проявлю милость. Тогда твой брат станет думать не о том, почему я его награждаю, а о том, что гроза прошла стороной. Да, так лучше всего. А затем отправлюсь с ним в "Птичий дом", и пусть твой брат выберет себе награду сам.

Я возликовал: "Неужели, я действительно умён, и мне удалось спасти брата, никого при этом не убив?" Однако султан оказался умнее, потому что он предвидел последствия, которых я не учёл.