Проклятие Раду Красивого

— Да, — ответил я на том же языке, но думал уже не о женщине, а о том, что мы сейчас говорим по-румынски.

Только мой брат не давал мне забыть румынскую речь. Если бы не он, я давно бы всё забыл. Я ведь приехал в Турцию шестилетним и следующие несколько лет слышал родную речь лишь из уст моего брата. Правда, у нас также был учитель, который кое-как болтал по-румынски, но мне — я не вру! — оказалось проще выучить турецкий, чем понимать корявый румынский этого человека.

Когда мой брат уехал надолго, я стал забывать родной язык. Оказавшись во власти Мехмеда, я думал, что румынский мне больше никогда не понадобится. Затем мой брат неожиданно вернулся, и стал приезжать каждые два-три месяца. Тогда я снова начал вспоминать, и его румынская речь сделалась для меня речью свободы! По-румынски мы говорили о том, о чём не очень-то поговоришь на других языках, понятных слугам.

Помню, однажды я уселся под навесом поближе к брату, продолжавшему курить, наклонился к братову уху и зашептал по-румынски:

— А знаешь... Я последовал твоему совету. Я ходил в греческий квартал, в дом терпимости. Ещё давно, когда султан отправился в поход.

— В самом деле? — Влад был так удивлён, что резко приподнялся, и мне пришлось отпрянуть.

Затем он посмотрел на меня и улыбнулся некоей хитрой улыбкой, значения которой я не совсем понял.

— Значит, ты теперь — мужчина, — тихо сказал Влад, похлопав меня по плечу. — Но почему ты говоришь об этом скрытно? Чего тебе стыдиться?

Меня охватило какое-то странное чувство, как будто мне стало возможно уважать себя и даже гордиться собой, но чувство казалось таким зыбким, обманчивым: "Я — мужчина?" Мехмед так часто называл меня мальчиком, что я и сам мысленно стал называть себя таковым. А иногда мне казалось, что я — почти женщина. И вот теперь выяснилось, что мой брат считает меня мужчиной. Неужели, стать мужчиной — это так просто? Надо лишь набраться смелости, чтобы посетить дом терпимости? И всё?

Однако следовало что-то ответить брату, и мой ответ звучал так:

— Я говорю скрытно, потому что султан может рассердиться. Он рассердится не потому, что я ходил туда, а потому, что я делал это в тайне. Мехмед любит всё про всех знать и не любит обнаруживать, что чего-то не знает.

— Что ж, я не выдам твою тайну, — снова улыбнулся Влад.

По его лицу я видел, что ему хочется знать подробности, поэтому пришлось кратко поведать о позах. Про то, что поход в дом терпимости состоялся лишь однажды, мне показалось лучше умолчать: "Пусть Влад думает, что это было неоднократно".

Меж тем брат, выслушав мой рассказ, задумался, и тогда я решил спросить, кивнув в сторону женщины:

— Тебе хорошо с ней?

Пусть она считалась подарком от султана, но ведь отчасти стала подарком и от меня, а брат, конечно, не знал этого, и решил, что я просто хочу больше знать о женщинах.

— Она очень мила, — признался он и добавил. — Ты, наверное, уже догадываешься, что обладать женщиной, которая до тебя была невинна, это не то же самое, что ходить в дом терпимости, но она... — брат тоже кивнул в сторону женщины, — она хоть и была невинна, но быстро учится.

У меня внутри что-то оборвалось. "Ты быстро учишься, мой мальчик", — сколько раз я слышал это от Мехмеда! И вот теперь мой брат говорил что-то подобное о женщине, которой владел. Я живо припомнил всю освоенную мной "науку" — те странные виды ласк, что мне приходилось расточать султану. От мысли о том, что женщина могла ласкать моего брата хотя бы одним из подобных способов, мне сделалось мерзко... Однако, как оказалось, брат говорил про другое, и чувство омерзения оставило меня.

— Я научил её быть сверху, — вполголоса произнёс он. — Она хорошо танцует, и это оказалось очень кстати. По сути, она и продолжает танцевать, но только делает это, сидя на...

Румынского слова, которое последовало дальше, я не знал, поэтому ничего не понял. Брату пришлось использовать турецкое слово.

Оно означало ту часть тела, которую Мехмед в шутку называл "корень всех зол", но главное — ничего похожего на то, о чём говорил брат, султан меня делать не просил. "Ого!" — мысленно воскликнул я и начал задавать вопросы, чтобы лучше понять.

Влад полулежал, так что мог достаточно легко с помощью взмахов правой руки объяснить мне, что женщина двигалась вверх-вниз. И ещё я понял, что она, приподымаясь, опиралась на свои колени.

— Представится случай, опробуй эту позу, — посоветовал брат.

Конечно, он имел в виду "пусть женщина будет сверху", но мой опыт сыграл со мной злую шутку. Я представил, что сам сижу верхом на Мехмеде, глядя ему в глаза, а тот вопросительно на меня смотрит.