Проклятие Раду Красивого

Иногда до меня доходили слухи, что некоторые несведущие люди называли меня любовником сутана, но я лишь усмехался такому невежеству. "Любовник... Ах если бы! Я стал возлюбленным султана. Возлюбленным и учеником, и это обучение было такого рода, что могло обернуться для меня непроходящим геморроем".

В древней Спарте так обучали воинскому делу, в древних Афинах — философии, на острове Лесбос — искусству стихосложения, а объяснялось это тем, что, дескать, с любовью все науки лучше усваиваются. Древние авторы, которых я читал, уверяли, что любовная связь не предполагала насилия, но думаю, они жестоко ошибались.

"Да чтоб тебя, Мехмед! — думалось мне. — Да хоть бы ты пропал со всеми своими уроками!" Получалось, все те наставники, которые теперь окружали меня, стали лишь инструментами в руках моего главного учителя — Мехмеда.

Когда я только понял это, мне захотелось стенать: "О, если бы я мог повернуть время вспять! Зачем я не позволил Иоанну Сфрандзису занять моё место в этой школе!? Но в те времена мне было всего шестнадцать, и я был глуп. О, зачем я остался любимым учеником, которого берегут и стерегут, как зеницу ока! О, если бы я оказался забытым учеником, мне наверняка удалось бы сбежать из дворца и из Турции!"

А впрочем, я очень быстро прекратил эти мысленные стенания, ведь каждый раз, когда казалось, что мне известно моё будущее вплоть до самого последнего часа, моя судьба неожиданно менялась. Каждый раз, когда я замышлял что-то и полагал, что предвижу все последствия, выяснялось, что я предвидел не всё.

"Плохой из тебя стратег, — говорил я себе. — Ты не знаешь, как повернулась бы жизнь, если б Иоанн Сфрандзис занял твоё место. Может, тогда ты и Влад умерли бы подобно многим, кого султан вдруг начинал считать бесполезными".

* * *

Жаль, что на войну я так и не попал. В начале лета султан ушёл в поход, а мне оставалось лишь сидеть во дворце в своих покоях, лениво перелистывая книгу об Александре Македонском и глядя в окно на двор. Зрелище казалось весьма тоскливым — зелёная лужайка, на ней пара деревьев, и всё это окружали глухие стены. Дверь и окна были прорублены лишь в той стене, которая являлась составной частью моих комнат. Моих...

А ведь когда-то мы с братом жили в этих покоях вдвоём. Когда-то мой брат, которому в то время исполнилось около пятнадцати лет, мерил шагами этот двор. Тогда, как и теперь, по периметру тянулась дорожка, вымощенная плитами, и Влад ходил по этой дорожке — ходил без конца. Один раз подошёл к глухой стене, самой низкой, подпрыгнул, ухватился руками за край, подтянулся, чтобы посмотреть, что на той стороне, но не увидел ничего, достойного внимания. Спрыгнув на землю, Влад вздохнул и опять начал своё бесконечное хождение.

Мне тогда было около семи лет. Я сидел возле двери во двор и не понимал, почему брат ходит и скучает вместо того, чтобы поиграть со мной. А вот теперь я понимал брата! Ах, как хорошо понимал! Временами я и сам, забросив книги, ходил по дорожке, делая круг за кругом, круг за кругом. "Получить бы хоть одну новость из-за Дуная!" — думалось мне.

* * *

Наконец, когда летняя жара немного пошла на убыль, и по христианскому календарю наступил август, до меня добрались новости, которых я так ждал. Султан прислал письмо с приказом дворцовым слугам, чтобы готовились к встрече своего повелителя, и вместе с султанской почтой во дворец прилетело множество подробностей на счёт султанского похода.

Конечно, я тоже получил от Мехмеда письмо, но нашёл там лишь красивые слова о долгой разлуке и ничего определённого. Султан даже не упомянул о том, взял ли Белград!

Тогда-то я начал собирать слухи, летавшие по дворцу, и оказалось, что Влад, являясь стратегом куда лучшим, чем я, тоже мог предвидеть не всё. Он верил, что турки непременно возьмут Белград, однако ошибся — крепость устояла.

Тем не менее, венгерская армия обратилась в ничто — её выкосила чума, вспыхнувшая в Белграде уже после отхода турецкого войска. Может, Бог и в самом деле помогал моему брату?

Как бы там ни было, венгры в Румынию не пришли и не помешали Владу захватить там власть. Мой брат прочно утвердился на румынском троне, и в этом расчёт оправдался... но тут опять случился неожиданный поворот — отомстить предателям-боярам Влад сумел не вполне.

Про бояр рассказал мне сам брат, когда в конце сентября приехал в Турцию совсем ненадолго — для того, чтобы поблагодарить султана за помощь и выплатить первую дань.

Дань была велика! Десять тысяч золотых. Даже я понимал, что это много, тем более что давать такую сумму следовало ежегодно. Однако Влада гораздо сильнее беспокоила не дань, а то, что он схватил не всех бояр, причастных к отцовой смерти:

— Разбежались, как крысы! Наибольшую часть я успел поймать, но остальных мне придётся ловить по всей Трансильвании.

Тех, кого всё же удалось схватить, Влад пока не казнил — их подвергли суровому допросу, чтобы точно вызнать, что же произошло десять лет назад, и прояснить все обстоятельства государственной измены.