Проклятие Раду Красивого

Войско Влада мы увидели, когда рассвело. Дальний берег, ещё вчера пустынный, оказался весь усеян подвижными чёрточками — людьми. А ещё нам удавалось разглядеть множество повозок, запряжённых волами, палатки и коней. Очевидно, мой брат, получив известие о подходе четырёхтысячной турецкой конницы, провёл в дороге всю ночь, потому что в свою очередь опасался, что четыре тысячи турок переправятся на его берег.

Я стоял на песке, возле плескающихся волн Дуная, и мне хотелось крикнуть, что есть сил:

— Влад! Я здесь, Влад! Я здесь!

Меж тем мои конники ещё больше заволновались. Вернувшись в лагерь, вместе с дозорными, я стал свидетелем, как турецкий начальник, вместе со мной повелевавший моими конниками, спорит с начальниками тысячных отрядов. Тысячники говорили, что надо отъехать от реки ещё подальше, а главный начальник возражал им:

— Великий султан повелел нам иное.

Я не стал вмешиваться в спор и лишь слушал, но через минуту мне это наскучило.

Сняв пояс с ножнами и скинув синий кафтан, подаренный Мехмедом во время недавней церемонии, я с удовольствием умылся дунайской водой, которую слуги принесли в лагерь специально для меня. Помнится, она едва заметно пахла рыбой, но мне почему-то нравился этот запах, хоть он и не мог сравниться с ароматом благовоний.

Я вытер лицо чистым куском мягкой холстины, прислушался, а турки всё продолжали спорить. И всё о том же. Наверное, мне следовало что-нибудь сказать, но я не хотел с ними говорить. Вместо этого просто вытащил саблю из ножен, выбрал открытое место возле своего шатра и начал отрабатывать удары.

Было время, когда я совсем забросил это, но последние два года ввиду ожидавшегося похода в Румынию упражнялся почти так же много, как в отрочестве.

Мои движения по-прежнему казались похожими на танец, но танец явно завораживал, поэтому турки прекратили свой спор и начали смотреть на меня. О том, что на меня смотрят, я догадался по тому, что все голоса разом смолкли.

Наконец, главный начальник подошёл ко мне:

— Раду-бей, Раду-бей...

Я повернулся к нему, сабля просвистела в воздухе, и её тонкий стальной клинок остановился почти у самой шеи турка:

— Что? — спросил я, улыбаясь, но сохраняя боевую стойку и всё так же держа саблю возле шеи непрошенного собеседника.

Тот некоторое время смотрел мне в глаза, а затем глянул на клинок. Сабля совсем не дрожала, а ведь я стоял в одном и том же положении уже почти минуту — у нетренированного бойца мышцы уже начнут слабеть, рука, да и всё тело, начнут легонько подрагивать. У меня этого не было, что для воина имеет большое значение. Турок засмеялся и пальцем аккуратно отвёл мою саблю от своей шеи:

— Раду-бей, нам нужно твоё слово. Как нам лучше поступить?

Пусть Мехмед дал четыре тысячи конников мне, а не этому турку, я не думал, что, в самом деле, над ними начальствую. Я полагал, что всадники не подчинятся мне, если отдать приказ, который им не понравится. А теперь оказалось, что можно отдать любой приказ... разумеется, если он не идёт вразрез с волей султана.

Удаляться от Дуная мне, конечно, не хотелось, поэтому я сказал:

— Мы останемся здесь. Если что, у нас быстрые кони. Однако мне хочется знать, как скоро к нам присоединится великий султан. Поэтому я приказываю отправить гонцов на юг. Пусть узнают, близко ли к нам основное войско.

Споры прекратились. Как видно, начальники тысяч и сами очень хотели узнать, долго ли им ещё предстоит ночевать поблизости от войск Влада, на стороне которого пока что было численное преимущество.

* * *

Преимущество сохранялось недолго. Уже через два дня к нам начали подтягиваться передовые части основного войска.

Я видел их на горизонте, стоя спиной к реке, а впереди них мчались посланцы, которые принесли мне приказ явиться к султану для устного доклада.

Когда я приехал в лагерь султана, то в первый раз увидел, как велика армия, которую собрали для похода против моего брата — шестьдесят тысяч воинов. А при них находилось ещё шестьдесят тысяч обозных слуг, которые ухаживали за лошадьми и верблюдами, ставили и разбирали палатки, строили оборонительные укрепления, разводили костры, готовили еду.

В лагере Мехмеда царила такая шумная суета, что мне казалось, будто я приехал в город и вот по широкой улице иду ко дворцу, вместо которого возвышался огромный походный шатёр султана — зелёный, в цвет знамени пророка Мохаммеда.

Шатёр и впрямь казался дворцом, потому что состоял из нескольких отгороженных друг от друга частей, будто комнат.

Я и прежде бывал в этом шатре и даже ночевал там — султан пользовался им во время поездок в Истамбул — но никогда ещё мне не доводилось принимать участие в советах, которые здесь устраивались.