Когда я вошёл, совет уже начался. Султан сидел на походном троне во главе собрания. Рядом на обычных подушках устроились два бейлербея. По правую руку от повелителя — Исхак-паша, по левую руку — Махмуд-паша, великий визир, по виду напоминавшие самого Мехмеда своими рыжеватыми бородами. Остальные военачальники, весьма многочисленные, занимали места на пёстрых коврах вдоль полотняных стен. Все тут нарядились в позолоченные доспехи, оружие сияло самоцветами, и пусть я уже видел что-то подобное во время церемонии в Эдирне, у меня начало рябить в глазах.
Остановившись на пороге и склонившись в поклоне, я плотно закрыл глаза, чтобы унять эту рябь. Затем выпрямился, сделал ещё несколько шагов к трону и опять склонился.
— Раду! Начальник моего передового отряда! Вот и ты! — воскликнул султан и спросил. — Ты уже видел нашего врага?
— Да, повелитель. Он стоит на том берегу реки и ждёт нас.
— Сколько там людей?
— Я насчитал около тридцати тысяч.
— Всего лишь? — Мехмед улыбнулся, а затем оглядел присутствующих. — И с этой горсткой воинов глупец Влад-бей собрался воевать против нас?
Все засмеялись, а я, когда смех стих, позволил себе сказать:
— Возможно, это не всё войско. Возможно, наш враг не показывает нам всех, то есть велел другим своим людям затаиться.
— Садись, Раду-бей, — сказал Мехмед, указывая на одно свободное место ближе ко входу. — Возможно, мы ещё спросим тебя о том, что ты видел возле реки.
Из того, что я узнал на совете, следовало, что дела у султана идут не так уж хорошо, как он ожидал. Новость, принесённая мной, была самой хорошей из всех. Остальные доклады оказались не такими обнадёживающими.
Насколько я понял, ещё до моего прибытия один из военачальников доложил, что султанский флот, как ни старается, не может исполнить повеление и войти в Дунай, потому что в устье стоит сильная венгерская крепость Килия. Взять её нельзя и проплыть мимо без разрешения — тоже. Дескать, пушки, которые палят из крепости, топят всех, кто пытается прорваться вверх по реке.
Лишь мелкие лодки сумели — с большими опасностями для себя! — одолеть этот заслон, потому что по мелким лодкам сложно попасть. А вот крупные суда, увы, неминуемо пошли бы ко дну под ударами пушечных ядер, поэтому бросили якорь в устье реки и дальше не двинулись. Это означало, что весь груз, который находился на султанских кораблях — вся провизия, а также большой запас стрел — не удалось доставить к месту переправы основного войска.
Ещё одна плохая новость касалась нескольких отрядов, которым султан велел переправиться через Дунай выше по течению. Те, что получили приказ переправиться близ Видина, исчезли бесследно. От них не приходило вестей. А вот те, что переправились близ крепости Северин, сожжённой турками два года назад, передавали, что теперь пребывают на румынской земле.
Турки близ Северина должны были разведать, не двигаются ли венгры моему брату на помощь, ведь Влад являлся вассалом венгерской короны, а сюзерен обязан защищать вассалов.
Пока сообщалось, что армию венгров не видно. Однако она могла появиться в любой день, и это беспокоило Мехмеда. Он предпочёл бы точно знать, где она находится, и если бы получил достоверное известие, что она уже перешла западную румынскую границу, то беспокоился бы меньше.
Совет завершился пиром, на котором все, попивая вино, витиевато славили султана, его полководческие таланты и личную храбрость. Казалось, сановники соревнуются, кто скажет лучше, но в то же время каждый помнил своё место — победителем в этом состязании стал великий визир Махмуд-паша. Стал просто потому, что после султана являлся первым человеком в государстве. Впрочем, эта победа являлась вполне заслуженной, ведь Махмуд-паша покровительствовал искусствам, ценил хорошую поэзию, поэтому без труда мог плести словесные узоры.
Я тоже произнёс хвалебную речь, во время которой встретился взглядом с Мехмедом, но взгляд султана не казался обжигающим взглядом влюблённого. В глазах Мехмеда была лишь теплота — так милостивый правитель смотрит на своего подданного.
Я даже успел подумать: "Неужели, после совета я смогу уехать к Дунаю и провести ночь там, а не в шатре Мехмеда?". Увы, нет. Под конец пира, когда военачальники, уже изрядно захмелевшие, выходили прочь, один из султанских слуг, будто случайно остановившись у меня за спиной, шепнул мне в самое ухо:
— Не уходи. Великий султан желает говорить с тобой наедине.
Я ещё толком не успел это осмыслить, а слуга уже взял меня за руку и утянул куда-то в угол, образованный двумя сходящимися полотнищами. Между ними обнаружился зазор, мы проскользнули в него и оказались в другом помещении — что-то вроде комнаты, где хранились личные вещи султана. Я заметил открытые походные сундуки, на краях и крышках которых висела одежда. Заметил умывальные принадлежности на столике, обувь, выложенную на коврик.
Аккуратно огибая всё это, мы прошли комнату наискосок. Вот другой угол, образованный двумя полотнищами, ничем не скреплёнными. Мы опять нырнули в щель, и вот я уже оказался в опочивальне Мехмеда.