Проклятие Раду Красивого

Разумеется, он имел в виду меня. И получалось, что я султаном не узнан. Вот интересно было бы посмотреть на Мехмеда, если б ему удалось схватить меня и сорвать с моей головы тёмную ткань, оставлявшую видными только глаза. Однако я не собирался дать себя поймать, поэтому вытащил из ножен саблю. Мне вдруг подумалось, что нечестно драться с безоружными слугами, но ведь они сами нападали на меня.

Первым же широким взмахом клинка мне удалось достать сразу двоих. Один челядинец схватился за горло, а другой — за бок.

Остальные оказались умнее и начали медленно окружать меня, готовясь кинуться сразу с трёх сторон. Один из слуг даже взял в руку подушку, чтобы защититься от возможного удара моей сабли.

Я понял, что нахожусь в весьма опасном положении, и снова взмахнул саблей, но мои противники отпрянули. Они собирались напасть тогда, когда сами окажутся к этому готовыми.

И вдруг в спальне оказался ещё один человек. Он проник сюда тем же путём, что и я — через комнату с вещами Мехмеда.

Я сначала подумал, что это кто-то из охраны султана, но почему тогда этот воин закрывал себе лицо почти так же, как я? И почему со всего размаху рубанул саблей по спине ближайшего к нему султанского челядинца?

Остальные слуги, которые по приказу Мехмеда собирались схватить меня, раздумали нападать. Они кинулись прочь из опочивальни, увлекая султана с собой. Я, погнавшись за ними, секанул по спине ещё одного слугу. Это чтобы не вздумали меня преследовать, когда я сам побегу прочь из шатра.

Я оглянулся на незнакомца и увидел, что тот уже успел вытереть свою окровавленную саблю о полотняную стену. Затем этот человек многозначительно взглянул на меня, поспешно подошёл к трупу моей самой первой жертвы, перевернул мертвеца, упёрся ногой ему в грудь и вытащил кинжал.

Где-то неподалёку кричал Мехмед:

— В моём шатре люди Влада-бея! Они хотят убить меня! Они переодеты турками!

Я кинулся к проходу в комнатку с вещами султана, взглядом предлагая незнакомцу следовать за мной. Мы быстро пробрались между сундуками к наружной стене шатра, пролезли под ней и оказались почти вне досягаемости стражи Мехмеда.

Мы увидели, как по ту сторону стены начали метаться яркие пятна света — зажжённые факелы. Слышались крики:

— Где они!? Куда делись!?

Наверное, султанская охрана искала место, где полотняная стена была бы разрезана. Никто не ожидал, что я и мой сообщник пролезем под ней. А мы поступили именно так — и правильно поступили! — заставив погоню на время потерять наш след.

Прежде, чем султанская охрана выбежала бы из шатра, чтобы искать нас уже снаружи, я тронул своего сообщника за локоть и указал на невозмутимо дремавших верблюдов.

— Бежим! Туда.

В руках у нас по-прежнему были обнажённые сабли, поэтому янычары, уже начавшие просыпаться от криков, раздававшихся из шатра, не стремились хватать нас за ноги. Никто не захотел проявлять храбрость, зная, что это обернётся сабельным ударом по голове, и такой удар наверняка станет для храбреца смертельным.

Наконец, я вместе со своим спутником оказался среди верблюдов. Как славно, что их насчитывалось аж восемьсот! Попробуй, найди среди них в темноте двоих человек! Теперь можно было убрать сабли в ножны и немного перевести дух.

— Больше не теряй это, — произнёс мой спутник, протягивая мне кинжал, вынутый из груди трупа.

По голосу я сразу узнал, кто стал моим нежданным помощником в шатре Мехмеда. Я и так уже начал догадываться — Гючлю!

А ещё я вдруг осознал, что он сейчас вернул мне кинжал, которым не так давно владел сам. То есть, если бы кинжал остался в шатре, и начались бы поиски владельца, то, возможно, кто-нибудь из турков мог вспомнить, кому принадлежало это оружие. Возможно, все решили бы, что Гючлю и есть подосланный убийца. А возможно, кто-то вспомнил бы, что Гючлю поменялся кинжалами со мной!

"О! — подумалось мне. — Я безрассудный глупец! Я в очередной раз подверг опасности того человека, который мне дорог! Да и себя чуть не погубил!"

— Гючлю, ты опять меня спас, и теперь уже по-настоящему! — тихо воскликнул я, убирая кинжал на место.

— Рисковать из-за тебя головой я бы не стал, — строго произнёс турок.

— Значит, если бы вместо слуг прибежала охрана, ты бы не появился?

— Нет, — ответил Гючлю. — Я бы ничем не смог тебе помочь. Двое вооружённых не одолеют двенадцать вооружённых. Слишком неравный бой. А вот сражаться против безоружных султанских слуг — другое дело.

— Всё равно благодарю.

— Не надо было мне связываться с тобой. Ты слишком безрассудный, — сказал Гючлю.

Я хотел поцеловать его, но мне мешала ткань на лице, да и лицо Гючлю оставалось по-прежнему закрыто, поэтому я просто обнял этого турка, что есть силы:

— Да, я безрассудный. Я дурак. А ты... Как же я тебя люблю!

— Зачем ты хотел убить султана?

— Ты не поймёшь, — ответил я, отпрянув от него.

Мне следовало поскорее снять с себя тёмный кафтан, который, конечно, запомнился Мехмеду и слугам, а также избавиться от ткани, которой была обмотана моя голова.

Гючлю, следуя моему примеру, тоже принял свой обычный вид. Край тюрбана больше не скрывал лица моего сообщника.