Проклятые

Вдалеке, следуя тем же маршрутом, по которому я недавно вернулась сама, плывет синяя искра. Ярко-синее пятнышко на фоне оранжево-красного пламени, оно парит в воздухе, пробираясь между далекими клетками и их вопящими узниками. Синяя искорка движется мимо скрежещущих зубами мертвых президентов, не обращая внимания на давно позабытых императоров и царей. Пятнышко синевы исчезает за нагромождением ржавых клеток, пропадает за толпой обезумевших римских пап, скрывается за железными ульями, что заключают в себе рыдающих низвергнутых шаманов, отцов городов и изгнанных, хмурых вождей племен, а потом появляется снова – с каждым разом все ярче, крупнее и ближе. Таким образом ярко-синее пятнышко продвигается по сложной запутанной траектории сквозь лабиринт отчаяния и безнадеги. Ярко-синяя искра теряется в черных тучах из мух. В густых клубах темного дыма. И все же она появляется снова, все ближе и ближе, и вот голубое пятно превращается в волосы, крашеный ирокез на бритой голове. К голове прилагаются плечи под черной кожаной байкерской курткой и две ноги в джинсах и черных тяжелых ботинках. При каждом шаге ботинки звенят велосипедными цепями. Панк-рокер Арчер идет к моей клетке.

Он тащит под мышкой какой-то плотный большой конверт. Держит руки в передних карманах джинсов, так что конверт зажат между локтем и боком. Арчер кивает мне, дернув прыщавым подбородком, и говорит:

– Привет!

Он бросает угрюмый взгляд на окружающих нас грешников, утопающих в своих страстях, благочестии и похоти. Каждый отрезал себя от всего, отгородился от будущего, от любой новой возможности, замкнулся в непробиваемой оболочке своей прошлой жизни. Арчер качает головой и произносит:

– Ты сама-то не уподобляйся этим утыркам…

Он просто не понимает. На самом деле я еще совсем маленькая, мертвая, невероятно наивная, глупенькая – и обреченная на вечные муки в аду.

Арчер глядит на меня в упор и замечает:

– У тебя глаза красные… Псориаз разыгрался?

Я та еще врунья.

– У меня нет псориаза, – отвечаю я.

– Ты, что ли, ревела?

Я жуткая врунья, поэтому говорю:

– Нет.

Вообще-то я угодила в ад не только по своей вине. В оправдание скажу, что мой папа всегда утверждал: дьявол – это одноразовые подгузники.

– Смерть – долгий процесс, – вздыхает Арчер. – Тело накрывается первым, но это только начало.

Что означает: после тела должны умереть мечты. Потом – ожидания. И злость от того, что ты всю жизнь бился, учился какой-то фигне, любил людей, зарабатывал деньги, а в итоге остался ни с чем. Нет, правда, смерть физического тела – это самое легкое. После тела должны умереть твои воспоминания. И твое эго. Гордость, стыд, амбиции, надежды – вся эта байда с твоей собственной идентичностью может отмирать целую вечность.

– Люди видят лишь смерть тела, – продолжает Арчер. – Хелен Герли Браун назвала только первые семь этапов восприятия смерти.

– Хелен Герли Браун?

– Ну, ты должна знать. Отрицание, торг, гнев, депрессия…

Он имеет в виду Элизабет Кюблер-Росс.

– Вот видишь, – улыбается Арчер. – Какая ты умная… всяко умнее меня.

На самом деле, объясняет мне Арчер, мы остаемся в аду до тех пор, пока не прощаем себя.

– Ты облажался. Игра окончена, – говорит он. – Значит, можно расслабиться.

К счастью, я не какой-то вымышленный персонаж, запертый на печатных страницах, вроде Джейн Эйр или Оливера Твиста; для меня нет ничего невозможного. Я могу стать кем-нибудь другим, но не под давлением, не от отчаяния, а просто потому, что новая жизнь – это весело, интересно и радостно.

Арчер пожимает плечами и говорит:

– Малышка Мэдди Спенсер мертва… Может, пора начинать собственные приключения?

Когда он пожимает плечами, конверт выскальзывает из-под его руки и падает на каменистую землю. Плотный конверт. С надписью красными печатными буквами: «ДЛЯ СЛУЖЕБНОГО ПОЛЬЗОВАНИЯ».

– Что это? – спрашиваю я.

Арчер поднимает конверт и отвечает:

– Это? Результаты твоего испытания на спасение.

У него под ногтями темнеют серпики грязи. По лицу разбросана целая галактика прыщей, горящих разными оттенками красного.

Под «испытанием на спасение» Арчер подразумевает ту странную проверку на полиграфе, детекторе лжи, когда демон выспрашивал мое мнение об абортах и однополых браках. Что означает: в этом конверте лежит вердикт, где мне быть – на небесах или в аду. Возможно, даже разрешение вернуться на землю и продолжать жить. Я тяну руку к конверту и прошу:

– Дай сюда.

Перстень с бриллиантом, который Арчер украл у кого-то из проклятых душ и подарил мне, сверкает на пальце моей вытянутой руки.

Держа конверт за прутьями решетки, чтобы я до него не достала, Арчер говорит:

– Сначала поклянись, что перестанешь киснуть.

Я тяну руку к конверту, стараясь не прикасаться к грязным железным прутьям, и говорю, что я вовсе не кисну.

Арчер помахивает конвертом у меня перед пальцами, но не позволяет за него ухватиться.

– У тебя на лице муха.

Я прогоняю муху и клянусь.

– Ладно, – кивает он. – Для начала неплохо.