Проклятые

Это мистер Хэлмотт из Бойсе, штат Айдахо, умерший от застойной сердечной недостаточности.

Из других окон, с иных стен и башен, тоже раздаются крики, славящие Мэдисон Спенсер. Я смотрю на лица людей в многочисленных окнах. Одни мне знакомы, другие – нет, ведь я разговаривала с ними только по телефону, убеждала их не бояться скорой смерти. Пока меня не было, эти души толпой прибывали сюда, из-за чего ад превратился в этакий остров Эллис для иммигрантов в загробный мир, потрясенных, но не опустошенных собственной смертью, не столько испуганных, сколько полных любопытства, готовых покончить с прежней, не самой удачной жизнью и пуститься в приключения. Получается, это я их сюда заманила. И теперь они восхваляют меня из распахнутых окон в каменных стенах ада. Требуют открыть ворота, чтобы можно было скорее обнять меня… их новую героиню.

Внезапно воздух наполняется сладостью, мертвецы осыпают меня молочной карамелью и сливочной помадкой. В мою честь они поднимают сахарную метель из мятных пастилок и карамельных бочонков.

Моя армия снова сливается в единую толщу. Из-за закрытых ворот отчетливо доносится лязг цепей и засовов. По доле градуса, по волоску, две громоздкие створки расходятся в стороны, в узкую уже щелку видны внутренние постройки. У меня за спиной громогласные войска устремляются вперед, чтобы поднять меня на свои крепкие плечи убийц и победоносно внести в сдавшийся город. Бесчисленные орды мысленно грабят конфетные склады Аида. Выгребают из сундуков карамельные палочки, острые коричные тянучки и мятные леденцы.

Ворота еще не распахнулись, а из них уже кто-то выходит. Молодая женщина с красивой грудью и хорошей прической, но в потертых поддельных «маноло бланиках», в серьгах с крупными кубиками циркония, с контрафактной сумочкой «Коуч» в руке. Да, это Бабетта.

Она смотрит на мой пояс с трофеями, на усохшие яйца Калигулы, на мерзкий скальп усиков Гитлера, на окровавленные клинки и дубинки, морщит свой крошечный носик и произносит:

– Да уж, ты никогда не умела подбирать украшения.

Бабетта явно не теряет надежды превратить меня в некое подобие Элли Шиди, размалеванной под мелкую Шлюшку Вандершлюх.

Шагнув вперед, я спрашиваю:

– Сделаешь мне одолжение?

Окружающие нас легионы ждут в молчании, пока я достаю из кармана своей окровавленной юбки-шорт аккуратно сложенный конверт с результатами теста на полиграфе. Я вручаю его Бабетте, этот загадочный отчет о моих взглядах на однополые браки, исследования стволовых клеток и права женщин, и говорю:

– Я прошла или нет?

Бабетта выуживает из конверта листок, подцепив его длинными ногтями с облупившимся белым лаком, и начинает читать.

XXXI

Ты здесь, Сатана? Это я, Мэдисон. Моя мама всегда говорила: «Мэдисон, ты у нас паникерша». Что означает: я вечно психую. По любому поводу. ПО ЛЮБОМУ. Вот теперь я психую из-за победы. Мое восхождение к власти кажется слишком легким. Хотя мне и при жизни все давалось легко, без особого труда. И родителям тоже. Дома в Дубае, Сингапуре и Брентвуде. Загробная жизнь продолжается, но как-то не так. Тут явно что-то нечисто, но я никак не пойму, что именно.

Прежняя Мэдди Спенсер, обладательница безупречной осанки и изящных манер выпускницы дорогой частной школы, канула в прошлое. Та очаровательная Мэдди Спенсер уже официально объявлена вымершей. Да, я снова сижу за рабочим столом в адском кол-центре, но гарнитура пристроена на голове кривовато, чтобы она не задевала жемчужную корону Медичи, и мое поведение сильно изменилось, уж не знаю, к добру или к худу.

Вместо того чтобы дипломатично и без угроз обхаживать хронических больных, убеждать их, что ад вполне пригоден для жизни – есть ли такое понятие, как «пригоден для смерти»? – и рассказывать обо всех дивных возможностях, что открываются перед нами в загробном мире, я беззастенчиво стращаю всех прокрастинаторов и копуш, которые никак не соберутся дать дуба. Вместо того чтобы поддерживать и уговаривать, мое агрессивное новое «я» в жесткой манере поучает умирающих, которым не повезло ответить на мой звонок. Да, мне тринадцать лет, я мертва, и в аду эксплуатируют мой детский труд, но я хотя бы не жалуюсь и не плачу. А вот мои телефонные собеседники слишком крепко привязаны к собственным достижениям и богатству, к своим домам, близким людям и физическим телам. К своему глупому страху. Эти незадачливые незнакомцы с опухолями мозга четвертой стадии и почечной недостаточностью всю жизнь стремились к самосовершенствованию, отрабатывали и оттачивали каждый нюанс своей личности, а теперь все эти усилия идут насмарку. Честно сказать, эти люди ужасно раздражают меня.