Промысловые были

На охоту поехал поздно. 10‐го, кажется, числа. Когда узнал, что Генка едет в Новоселово. Узнал в обед, а на следующий день уже поехал. Из Бахты несло шугу уже второй день. Поехал на «Крыму», капитально так, со «шланг-дистанцией». Так же, как неделю назад отвозил Толяну на Бедную забытое масло. Будто то была репетиция. Я тогда, с маслом, представлял, что я совсем еду. Я еще летом, решил, что раз в жизни останусь в деревне, буду ловить налимов и писать прозу (а то уже больше невозможно) и на охоту пойду, если Генка не пойдет, а то он как-то говорил тут, что я ему с Тынепа подход соболей перекрываю. Больших трудов стоило мне выдержать проводы охотников, Толяна отправить, который вдобавок еще масло забыл, и пришлось отвозить его на Бедную.

Тогда дул зверский ветер, а сейчас ничего не дуло, но шуга шла, как следует. Я еле пробился в Бахту. Встретил лодку с возом сена на буксире. Среди ледяных полей. Все это больше походило на дорогу. До Бедной добрался хорошо. Поговорил по рации с Толяном, он собрался наутро ехать навстречу. Наутро был мороз. Помог Левченкам вытащить их лодку. Стал пробовать мотор, тот совсем замерз. Разогрел паялкой. Все это заняло много времени. Сияло солнце, искрился снег, дул пронизывающий ветер с неуместной поземкой, и шуршала шуга. Мужики с тоской смотрели, как я дергал мотор, и косились на теплую избушку. Отъезжал долго (мелко, галечник, камни), снесло вниз, несколько раз глох мотор в перекате, подымал его долго-долго, но упорно. Как всегда, самое трудное начало. Крым обмерз и еле шел. У Староверского мыса пристал, менял винты – бесполезно. В шивере у Фактории провозился – сорвал шпонку, долго опихивался от берега, сносило вниз на камни, в конце концов сплавился ниже, где поглубже и поехал. Шуги несло меньше, Толян навстречу не попадался (попадались крохаля), ясно было, что у Бахта у Косого порога стоит, как в том году. Я поднял Баню до мели, протащил «Крым» и увидел следы Толяна. Он был совсем недавно, встречал меня и палил костер. Я выстрелил на всякий случай из ружья. Поехал дальше, но кончился бензин из-за этого обледенения. Сжег бак с Бедной. Не доехал километра 2–3 до Косого, где стояло. Взял понягу, поклал туда тяжелую фляжку, еще не помню, что, и пошел на Холодный. Идти было неважно по этим засыпанным снегом камням, и потом по этим закуреинам с дохлым льдом под кустами. Провалился в одном месте недалеко от Холодного. Ноги отяжелели от ледяной воды. В избушке все было отлично. Поднимаясь на угор, я видел свет в окне, открытую дверь, слышал музыку и крик Толяна: «Давай-давай! Заваливай! «Выпили с ним бутылку китайского спирта, ничего на утро не оставили и в два ночи рухнули спать. Вечером на славу побалагурили с мужиками по рации. Мы гуляли, а они слушали. Мы все говорили, что в следующем году поедем не позже 26 сентября.

Вверху Бахта тоже встала – не пробились. Пошел пешком, нагрузил от души понягу и пошел на Ворота мимо изб. Метео, которая на той стороне. Пил чай напротив Метео – близок локоть… Пошел дальше – Нима не стоит, мостил переправу, к Черным Воротам пришел в сумерках и так ухайдакался, особенно по этим подснежным камням да скалам, которые надо обходить лесом, крутякам с ольховым чапыжником, да еще поняга, тяжелая, как собака. Повесил ее на лохматую елку, перешел Бахту в Воротах и пошел по той стороне назад на Метео. Только пошел, а тут из-за поворота такой ветер (юг) вдул, что мне, усталому и потному, он был как нож. Потерял фонарик. Не жалел больших лыж, у одной выломал сзади щепку. Шел впотьмах, полз по этим скалам, по камням, уходил от ветра, против которого все бессильно, в тайгу, там шел, каждые сто шагов прислоняясь к елке. Всю ясную волю напрягал, чтоб дойти. Чувствуешь – сядешь, глаза закроешь, и все. На Метео забрался шаг за шагом в гору, затопил, принес воды ведро. В избушке оказался со мною соболь. Дверь все время приоткрыта была. Стал засыпать и какой-то стук-громоток в углу. Думаю, Алтус на дворе возится или, может, антенна стучит. А потом слышу – затрещал, родимец, я лампу со стола взял, под нары заглянул, ящик отодвинул – сидит. А ведь дверь столько времени открытая была. Кобеля, наверно, боялся.

Потом пошел дождь, я сходил к Воротам, перенес понягу на эту сторону, повесил на лесину, нашел фонарик. Еще на другой день от дождя и тепла сорвало Ворота, и еще на следующий день я сплавился на Холодный на казанке. На Метео было сильно тоскливо сидеть и ждать у моря погоды, то есть Толяна, который тоже собирался вверх, груз его лежал на Метео. На следующий день мы с Толяном поехали вверх, раз, думаем мы, везде сорвало. Мотор замучил, но кое-как доехали до Метео. На следующий день поползли вверх, груза вагон, – а Ворота стоят. Оказывается, кусок снизу только сорвало. Огромный панцирь льда, метра три, узкий канал и тупик. Махнул Толяну рукой и пошел на Большие Ворота. С той стороны черная вода узким потоком, как под мост, уходила с сумасшедшей скоростью под лед. Плоховато, подумалось, туда угодить.