Прощай, оружие!

We had heard them, sometimes standing in the rain almost out of earshot, so that only the shouted words came through, and had read them, on proclamations that were slapped up by billposters over other proclamations, now for a long time, and I had seen nothing sacred, and the things that were glorious had no glory and the sacrifices were like the stockyards at Chicago if nothing was done with the meat except to bury it.	Мы слышали их иногда, стоя под дождем, на таком расстоянии, что только отдельные выкрики долетали до нас, и читали их на плакатах, которые расклейщики, бывало, нашлепывали поверх других плакатов; но ничего священного я не видел, и то, что считалось славным, не заслуживало славы, и жертвы очень напоминали чикагские бойни, только мясо здесь просто зарывали в землю.
There were many words that you could not stand to hear and finally only the names of places had dignity.	Было много таких слов, которые уже противно было слушать, и в конце концов только названия мест сохранили достоинство.
Certain numbers were the same way and certain dates and these with the names of the places were all you could say and have them mean anything.	Некоторые номера тоже сохранили его, и некоторые даты, и только их и названия мест можно было еще произносить с каким-то значением.
Abstract words such as glory, honor, courage, or hallow were obscene beside the concrete names of villages, the numbers of roads, the names of rivers, the numbers of regiments and the dates.	Абстрактные слова, такие, как "слава", "подвиг", "доблесть" или "святыня", были непристойны рядом с конкретными названиями деревень, номерами дорог, названиями рек, номерами полков и датами.
Gino was a patriot, so he said things that separated us sometimes, but he was also a fine boy and I understood his being a patriot.	Джино был патриот, поэтому иногда то, что он говорил, разобщало нас, но он был добрый малый, и я понимал его патриотизм.
He was born one.	Он с ним родился.
He left with Peduzzi in the car to go back to Gorizia.	Вместе с Педуцци он сел в машину, чтобы ехать в Горицию.
It stormed all that day.	Весь день была буря.
The wind drove down the rain and everywhere there was standing water and mud.	Ветер подгонял потоки, и всюду были лужи и грязь.
The plaster of the broken houses was gray and wet.	Штукатурка на развалинах стен была серая и мокрая.
Late in the afternoon the rain stopped and from out number two post I saw the bare wet autumn country with clouds over the tops of the hills and the straw screening over the roads wet and dripping.	Перед вечером дождь перестал, и с поста номер два я увидел мокрую голую осеннюю землю, тучи над вершинами холмов и мокрые соломенные циновки на дороге, с которых стекала вода.
The sun came out once before it went down and shone on the bare woods beyond the ridge.	Солнце выглянуло один раз, перед тем как зайти, и осветило голый лес за кряжем горы.
There were many Austrian guns in the woods on that ridge but only a few fired.	В лесу на этом кряже было много австрийских орудий, но стреляли не все.
I watched the sudden round puffs of shrapnel smoke in the sky above a broken farmhouse near where the line was; soft puffs with a yellow white flash in the centre.	Я смотрел, как клубы шрапнельного дыма возникали вдруг в небе над разрушенной фермой, близ которой проходил фронт; пушистые клубы с желто-белой вспышкой в середине.
You saw the flash, then heard the crack, then saw the smoke ball distort and thin in the wind.	Видна была вспышка, потом слышался треск, потом шар дыма вытягивался и редел на ветру.