Проснулся утром...

Областная газета на всю катушку и с полной ответственностью ос­вещает Праздник Севера. На час задержали выпуск свежего номера, для того чтобы дать оперативный репортаж с лыжного марафона. На со­ревнования отправили корреспондента, назовем его Сережа Петров. Петров знает пару иностранных языков, что в то время было редкос­тью. Он должен появиться в редакции в 19 часов и быстро написать ре­портаж. Его ждут редактор, ответственный секретарь, машинистка, кор­ректор, наборщица и верстальщица в типографии, печатники.

Надо сказать, что когда я первый раз увидел Петрова, то решил, что это, как минимум, главный редактор. Одевался он всегда солидно: кос­тюм-тройка, белоснежная рубашка, строгий галстук. И выглядел также солидно и несколько вальяжно. И вел себя подобающе. Пока дело не до­ходило до седьмой рюмки водки. После седьмой он становился проще.

В 19 часов Петров не появился. Мобильных телефонов тогда не было. И через час Петрова нет. Около девяти вечера, когда напряжение жду­щих достигает пика, звонит телефон. Милиционеры, которые работа­ют на Празднике Севера, уточняют, работает ли в газете некто Петров. При этом сообщают, что он отлично говорит по-норвежски, по-англий­ски, по-немецки и, кажется, по-китайски. Только по-русски ни хрена уже сказать не может...

Редактор объяснил милиции, что у Петрова очень ответственное редакционное задание, а потому везти его нужно только в редакцию и никуда больше. Через полчаса Петрова доставляют на рабочее место.

Редактор, ответственный секретарь, машинистка и корректор приво­дят Петрова в чувства: холодная вода на голову, кофе и разные слова. Пет­ров проникается, бьет себя в грудь и просит 37 минут для написания репор­тажа. После чего закрывается в кабинете. Все нервно ждут. В то время даже получасовая задержка газеты считалась катастрофой. Тем более – газеты областного комитета Коммунистической партии Советского Союза!

Через 37 минут Петров бодро заходит в кабинет редактора и реши­тельно кладет перед ним лист бумаги с репортажем с лыжного марафо­на на Празднике Севера. Репортаж состоит ровно из двух слов: «Побе­дили немцы!»

Точно такие же слова, да еще со вздохом облегчения, мы все в на­шей редакции произнесли во вторник. Почему мы болели за немцев, а не за корейцев? Потому что за корейцев болел весь судейский корпус. Очень сложно выиграть у команды, голы в ворота которой не засчиты­вают. Немцы все же выиграли. А с Кореи хватит и того, что мы, в редак­ции, специально к чемпионату, чтобы не убегать с работы, купили те­левизор «Самсунг». Пусть радуются.

Не могу болеть и за бразильцев. Просто не могу. Мужик, слегка по­лучивший мячом под зад, падает, хватается за голову, катается по тра­ве, корчась в судорогах, и требует уже подводить детей – прощаться... А сквозь пальцы поглядывает на судью: свистнет или нет? Воля ваша, но что-то мешает мне всерьез относиться к такому мужчине. Может, потому, что мне вообще больше нравятся женщины?.. Впрочем, о жен­щинах – это уже другая история.

Июль, 2002

ПРОСНУЛСЯ УТРОМ И, КАК ВСЕГДА...

Проснулся утром и, как всегда... Почему-то многие мои подвалы начинаются с фразы «проснулся утром»? Может, к доктору пора? Поче­му я лишь с утра ярко ощущаю мир и могу что-то сообразить? Но не это важно сейчас.

Проснулся, глотнул соку, справился о маменькином здоровье (она гостит у меня), поставил кофе... Все как обычно. Пока не подошел к зер­калу. Чтобы красоту несказанную навести. Зеркало у меня знатное. Это даже племяшка моя заметила: оно, говорит, стройнит. Хотя при ее ве­совой категории в 48 килограммов попробуй отразиться толстой. Но я сразу понял, о чем речь. Вот в некоторых магазинах ничего не покупаю: там кривые зеркала. Талия в них напрочь исчезает. А в моем – все по-честному. В моем я – стройный и красивый, как Майя Плисецкая. Но опять же не это сейчас важно.

Подошел я глянуть на себя и застыл... Потер, как советуют в книж­ках, глаза. Не помогло. В зеркале – моя прихожая, я сам. Только... со спины...

Спина и все остальное в норме – шорты зеленые, еще на Кубе поку­пал, «Поло клаб» называются, футболка желтая, старенькая, домашняя, затылок – подстричься бы пора, две, как и всегда, макушки... Мне еще с детства двух жен пророчили. Обманули. Ни одной не осталось... Но лица-то не видно! Ё-моё! Ну, зачем мне спина и затылок? Я в глаза сам себе хочу посмотреть, а никак.

Кручу голову влево, отражение тоже влево. Вправо – оно туда же. Обычно ведь наоборот, а тут вместе со мной. Крутанул головой, аж шея хрустнула, на какой-то миг увидел профиль свой греческий... Но в гла­за не смог заглянуть. Беда...