Простые люди

Мечта Сидорыча сбылась. Он получил трактор и самостоятельно работал на подъеме паров. Головенко посоветовал ему сменить лопнувший башмак на гусенице. Сидорыч не обратил внимания на совет директора и продолжал работать. Ходит трактор, чего еще надо? На другой день Головенко, обнаружив, что распоряжение его не выполнено, рассердился и прогнал Сидорыча за новым башмаком в мастерскую.

В полдень Сидорыч пришел в МТС. Усталый и вспотевший, кряхтя, сел прямо на землю около трактора Федора. Он снял фуражку, подставив лысину солнцу, и молча принялся свертывать самокрутку.

Трактористы, возвращавшиеся с обеда, с любопытством веселыми глазами посматривали на него. Сидорыч достал кресало и принялся высекать огонь. Искры сыпались, но фитиль не загорался.

— Что-то твоя «катюша» сдала. Не действует. На вот, прикури от керосинки. — Федор поднес Сидорычу зажигалку. Старик яростно распалил толстую самокрутку и, сплюнув под ноги, заявил:

— С таким чортом никакая «катюша» действовать не будет. Только давеча приладился закурить, а он как заблажит из-под трактора — «Давай семь восьмых». А у меня в жизни такого ключа не бывало. Сунул я фитиль в карман, как есть, без патрона, вот он и обтерся. Поди, зажги теперь.

В голосе Сидорыча чувствовалась горькая обида. Никто из трактористов на этот раз не смеялся над ним. Они, покуривая, молча переглядывались, не понимая, о ком говорит старик.

Сидорыч поджёг папиросой фитиль и, когда кончик его обгорел, бережно засунул в винтовочный патрон.

— Каждая вещь нежности требует, чтобы все было в аккурате. А то что ж…

К ним подошел Подсекин. Он был зол на Сидорыча за то, что тот добился своего, получил трактор.

— Ты почему не на поле… т-тракторист?

Сидорыч сердито взглянул из-под лохматых своих бровей на Подсекина, потом вскочил с земли, по-военному одернул рубаху и, приставив руку к белой лысине, отрапортовал:

— Так что ботинок треснувший, пришел за новым, товарищ механик.

— Какой ботинок?

— Обнаковенный, железный, на гусенице.

Подсекин презрительно фыркнул:

— Башмак, а не ботинок. Лапоть, может, еще скажешь. Эх, ты!

Сидорыч потянул носом и оглянулся на смеющихся ребят.

— Зачем ты трактор остановил? К старухе захотел? Нашел причину, чтобы побывать в деревне? С твоим башмаком трактор еще целый сезон мог бы проходить.

Сидорыч молчал. Подсекин, довольный произведенным впечатлением, продолжал:

— Какое ты имел право самовольно останавливать машину? Сегодня же подам рапорт директору, чтобы он снял тебя с трактора. Тоже мне тракториста выкопали. Пусть сажает обратно на керосиновую бочку.

Угроза подействовала на Сидорыча так, как этого и ожидал Подсекин. Старик болезненно сморщился.

— Ты что напал на человека? — тихо проговорил подошедший в это время Федор. Лицо его и засученные по локоть руки были черны от автола. Подсекин резко повернулся к нему.

— А ты что за адвокат? Делайте свое дело и не вмешивайтесь, где вас не спрашивают, товарищ Голубев.

Подсекин был не в духе. Головенко в шесть часов поднял его с постели и вызвал к себе. Беседа была короткой, но Подсекин вышел из кабинета красным и вспотевшим. Он с утра придирался к трактористам, ремонтировавшим машины.

— Понасажали на тракторы чорт знает кого и отвечай за всякого.

Федор посоветовал:

— А ты бы полегче выражался, товарищ механик. Не оскорблял бы людей.

— Я оскорбляю? — Подсекин побагровел. — Я, как руководитель, имею право делать замечания!

— Замечания ты делать можешь, а унижать человека тебе право не дано.

И холодный тон и суровый взгляд Федора ничего не предвещали доброго для Подсекина. К тому же угрюмо молчавшие трактористы, видимо, были на стороне Федора. Лицо Подсекина исказила кривая усмешка. Он театрально ласковым тоном сказал:

— Ты не в духе, Федя, — я понимаю. Но думаю, что не стоит личные настроения смешивать с общественными. Сердечные дела нас не касаются. — И неторопливым, но осторожным звериным шагом пошел к мастерской.

Федор, поняв намек, шагнул было к Подсекину, забыв про негнущуюся ногу, схватился рукой за гусеницу трактора и несколько секунд постоял, уцепившись в нее, превозмогая душевную боль. Потом он завел трактор и выехал в поле.

Федор вернулся с фронта прошлой осенью. До войны он проработал в Краснокутской МТС два с половиной года, здесь был принят в кандидаты партии.

Многое теперь было уже не так, как три года тому назад. Многие из его друзей были еще на фронте. На машинах работали девушки, которых Федор раньше почти не знал. Его особенно удивила Валя Проценко. Он помнил ее щупленькой, смуглой, как цыганка, черноглазой девочкой, застенчивой и робкой. А теперь она стала красивой девушкой, лучшей комбайнеркой МТС. И Федор невольно вспомнил о Ване Степахине, который был неравнодушен к ней (он признался в этом уже в вагоне, когда ехали вместе на фронт). Он не завидовал Ванюшке, но ему стало грустно от того, что у него не было такой девушки, которая бы ждала его, как, вероятно, Валя ждет Ванюшку.