Простые люди

Федор полз по руслу пересохшего ручья. Тяжело дыша, с помутившимися от боли глазами, он с трудом волок раненую ногу. Часто всем телом припадал к земле, и каждый раз ему казалось, что больше он не сможет подняться. Но он поднимался и снова двигался вперед, плохо соображая, куда и зачем ползет.

К нему подполз человек в синем комбинезоне танкиста. Что-то спросил у Федора. Оглушенный, тот не понимал и широко раскрытыми, бессмысленными от боли глазами смотрел на танкиста: ему слышались какие-то бессвязные звуки.

— Бам попонешь?.. бам?

Лицо танкиста было густо покрыто копотью. На черном лице светились лишь чистые голубые глаза — яркие глаза на темном, как голенище, лице. Танкист вынул индивидуальный пакет и стал перевязывать Федору ногу. Федор застонал и потерял сознание.

Очнулся он от обжигающей горло струи, которую танкист вливал ему в рот. Он жадно глотал водку, прильнув горячими губами к холодному горлышку алюминиевой фляжки.

— Будет, будет, — сказал танкист и спрятал фляжку. — Сам доползешь или помочь тебе?

— Сам, сам, — обрадовался раненый, поняв, что именно об этом спрашивает его танкист.

— Ну, смотри, — сказал танкист и, вздохнув, добавил:

— Товарища иду разыскивать… Разбили нашу машину, гады. Растерялись мы. Пропал Коля…

Танкист указал дорогу в санпункт и исчез.

Нога горела, как в огне, но стало все же легче. Справа над щетиной сухой травы показались верхушки деревьев. Федор выполз на берег ручья. Где-то совсем рядом затрещал автомат, вокруг зачивикали пули… Сквозь стебельки травы, метрах в тридцати, он увидел дымящийся немецкий танк. Автомат бил из-за танка. Федор приготовил гранату, приподнялся и бросил ее в танк, глухо застонав от боли в ноге. Граната не долетела. Снова с двух сторон затрещали автоматы. Федор понял, что его обходят. Он приготовил последнюю гранату, чтобы взорвать себя, но в плен не сдаваться.

Вдруг где-то справа застучал наш автомат. «Танкист», — подумал Федор.

Немцы тотчас же ответили, но визга пуль Федор не слышал — значит стреляли не по нему. Автоматчик замолчал. Немцы еще долго строчили, но, не слыша ответных выстрелов, успокоились. «Убит», — подумал Федор и продолжал с тревогой следить за немецким танком.

Вот осторожно приподнялся немец, тускло блеснув каской. Выстрелов не было.

Немцы — их было шестеро — сползлись вместе и, посоветовавшись, решительно направились к ручью, чтобы укрыться в его русле. Но вот что-то кувыркнулось в воздухе… Взрыв. Отчаянный треск автоматов… Снова взрыв. Звериные стоны. Хриплый, истошный крик:

— Рус, не надо… сдаюсь.

Длинный и худой немецкий офицер встал из травы, подняв руки. Лицо его было в крови…

И только сейчас раненый увидел своего спасителя. Это был тот же самый танкист, который перевязывал ему ногу. Он сидел на берегу ручья, странно прижимая правую руку к животу. В левой он держал автомат, направленный на немца. Тот, увидев еще одного русского, остановился. Он испуганно таращил воспаленные, налитые кровью глаза в рамке белесых ресниц, синие губы его дрожали мелко и противно.

Федор подполз к танкисту. Тот проговорил:

— Тебя не ранило еще? — и злобно крикнул немцу: — Иди сюда — комт! — выползок змеиный!

Офицер что-то забормотал, но не двинулся с места. Танкист выругался и дал короткую очередь. Офицер взмахнул руками, упал. Из правого рукава его вылетел револьвер.

— Видал, какой гад. «Сдаюсь»… Я так и знал.

И тут только раненый заметил, что из руки танкиста, прижатой к боку, течет кровь.

— Зацепили разрывной пулей, сволочи.

Танкист подполз к мертвому офицеру и обыскал его. В карманах он нашел письмо, из-под мундира извлек сумку с бумагами.

— Вот, на, тащи на санпункт, а там в штаб передадут.

— Так мы же вместе теперь…

— Я маленько подожду. Найду сначала Николая, командира своего — живого или мертвого…

Федор долго смотрел вслед танкисту и, когда тот исчез, вспомнил, что даже не узнал, как его зовут. Он закричал, попробовал ползти за ним, но, поняв, что не догонит, заплакал от досады…

…И вот теперь они снова встретились.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Перед самым началом массовой косовицы директоров МТС и председателей колхозов собрали на районное совещание.

Заведующий райзо Пустынцев докладывал совещанию о готовности колхозов к уборке. Это был скуластый, широколицый человек с суровым взглядом глубоко сидящих серых глаз. Говорил он звонким мальчишеским голосом, уснащая речь прибаутками. Он сказал и о решении Головенко остановить тракторный парк на ремонт накануне уборочной кампании.

— Получится из этого что-нибудь или не получится — это еще вопрос. А уборка уже на носу. Выборочная косовица уже начата, и опрометчивость товарища Головенко может подвести нас. Если это случится — придется брать Краснокутскую МТС на буксир, — сказал он.

Горячая волна прилила к лицу Головенко. Он хотел тотчас же выступить и дать отповедь Пустынцеву. Но что он скажет? По существу-то ни одного еще агрегата, и в самом деле, не выпущено из ремонта.