Простые люди

Он поочередно, как бы ища поддержки, перебрал взглядом лица людей, сидевших за столом президиума. Среди них было мало знакомых, пожалуй, один Станишин. Он сидел рядом с председателем исполкома и задумчиво смотрел в зал, на него, на Головенко. Может быть и не на него, но Головенко почему-то был убежден, что именно на него смотрит Станишин строгим осуждающим взглядом. Он отвернулся и, чувствуя, что ему все-таки нужно выступить, стал перебирать в памяти, что было уже сделано по ремонту и что еще остается сделать. Кольца нужны, кольца для поршней. Со вчерашнего дня все слесари и токари поставлены на изготовление их. Сегодня к вечеру несколько штук должно быть готово. И если так, то через день, через два тракторы будут готовы.

Руководить изготовлением колец он поручил токарю Саватееву. Головенко не сомневался в нем. Да и в ком можно было сомневаться? С Федором в последние дни установились хорошие дружеские отношения. Он почти сутками не покидал мастерскую и каким-то образом незаметно увлекал своим примером других трактористов. В затруднительных случаях он умел просто без снисходительности оказать помощь товарищам. Сашка, Валя Проценко, Лукин… Одного за другим Головенко перебрал в памяти всех. Хорошее, теплое чувство охватило его. «Так нет же, не придется тебе помогать нам. Без тебя справимся». — Он хмуро смотрел сейчас на заведующего райзо. Пустынцев уже кончил доклад и с довольным видом сидел за столом президиума.

«Нет, не придется!» Головенко сжал кулаки. Он знал теперь, о чем рассказать совещанию, если придется взять слово. Выступить однако ему не удалось. После двух-трех выступлений участников совещания и короткой речи Станишина, Пустынцев поспешно закрыл совещание. Разочарованный, с легкой досадой на сердце Головенко вышел на улицу с намерением тотчас же отправиться домой. Среди многочисленных подвод и машин у дома культуры Головенко отыскал свою полуторку. Около нее уже стоял Герасимов, растерянно одергивая синюю новую рубаху, горбом вздувшуюся на спине.

— Задержка, Степан Петрович, — сказал он, кивнув на шофера, торопливо накачивавшего снятый с колеса баллон.

Головенко постоял, прислушиваясь к тугому свисту воздуха, с силой вгоняемого насосом в баллон.

— Вася, заедешь в райзо, я буду там, — сказал он и быстрым шагом отошел от машины.

Пустынцева он догнал на дороге. Заведующий райзо шел окруженный участниками совещания и что-то громким голосом рассказывал им. У высокого крыльца с точеными балясинами он попрощался с людьми.

Головенко закурил на улице и, выждав, пока по его расчетам Пустынцев зайдет в кабинет, решительно направился к нему. Собственно говоря, у него не было особого дела к Пустынцеву, надо было поговорить о кирпиче, но главное — узнать его поближе.

Пустынцев встретил его удивленно-вопросительным взглядом.

— А-а, Головенко! Садись!

Головенко огляделся. Просторный кабинет с отделанной под дуб панелью был обставлен кряжистыми стульями с высокими спинками. В углу стояла этажерка, плотно набитая книгами, рядом большой письменный стол. На нем поблескивало зеленоватым ледяным блеском треснувшее пополам толстое стекло, на столе лежали выцветшие на солнце какие-от бумаги, отпечатанные на машинке.

Головенко с любопытством взглянул на коллекцию хлебов, занимавшую целиком одну стену. Небольшие, аккуратные снопики пшеницы диаграммой стояли на бортике панели, прикрепленные к стене проволокой.

Довольная улыбка пробежала по лицу Пустынцева.

— За пять лет лучшие образцы. Есть и из твоей епархии. Достижения бригады Решиной.

Пустынцев, приземистый и широкий в плечах, вышел из-за стола. Толстым коротким пальцем он ткнул в один из снопиков, потом в другой, третий.

— Вот они, красавцы. Умеет Решина выращивать хлеб.

Пустынцев так умильно, так вкусно произнес слово хлеб, что в кабинете, казалось, запахло душистым свежеиспеченным пшеничным хлебом.

— Агроном у тебя вот с пути ее сбивает, — со вздохом закончил Пустынцев и грузно опустился в скрипнувшее кресло.

Головенко насторожился. Пустынцев начал разговор как раз о том, что не на шутку тревожило Головенко. Спор Боброва с Дубовецким не выходил у него из головы. Чувствуя за Бобровым большую силу — Мичурина, — Головенко однако не успел еще разобраться в этом вопросе, и он лежал камнем на его совести.

— Почему вы думаете, что он сбивает с пути Решину?

— А как же? — удивленно воскликнул Пустынцев, вскинув брови. — Дело Решиной, как и других бригадиров, заниматься выращиванием хлеба, а Бобров ее тянет на разные опыты, забивает голову не относящимися к делу вопросами.

Головенко во все глаза смотрел на Пустынцева: шутит или нет. Нет, не шутит — лицо серьезное.

— Ты, Головенко, присмотрись к своему агроному, не давай ему потачки, иначе он тебя… Опыты — дело неплохое, я принципиально не против… Однако не время. Война. Хлеб надо. Хлеб и хлеб! Чудите вы там с Бобровым. Ты вот трактора взялся ремонтировать перед самой уборкой… Со мной не согласовал. Надо бы тебя за такие дела на бюро да с песочком, с песочком. Так-то вот.