Простые люди

С Марьей Решиной до войны он не был знаком, но ее мужа Николая знал. Решин недолго работал в МТС, но оставил добрую память о себе. Федор любил детишек, у него были друзья среди них. Подружился он и с Вадиком, сыном Решина. Ребенок не видел отцовской ласки. Он часто капризничал, чего-то требовал, и сбитая с толку мать не знала, чем успокоить его. Игрушек он не любил, предпочитал играть то молотком, то гвоздем, то какой-нибудь ржавой железкой.

Федор принес ему однажды деревянный молоток. Мальчик был в восторге. С этих пор они стали друзьями, и Федор часто заходил к Марье, чтобы поиграть с Вадиком.

Однажды, играя с Федором, малыш заинтересовался его медалью:

— Это, мама, что?

— Медаль, сынок.

— Медаль… медаль, — задумчиво проговорил мальчик.

— Это папа, да?

Мать низко наклонилась над шитьем, и крупные слезы закапали из ее глаз. Мальчик уцепился за медаль и потянулся к лицу Федора.

Марья тихо сказала:

— Это не папа, сынок… Это дядя Федор…

Вадик с недоумением посмотрел на дядю, потом на мать, выскользнул из рук Федора и забрался к матери на колени.

Федор посидел еще несколько минут, и расстроенный и подавленный, попрощался. Дружба с Вадиком дала ему основание считать, что с Марьей у него завяжутся иные, более близкие отношения. Правда, он не мог сказать, что она была холодна. Но вместе с тем ее отношение к нему исключало возможность заговорить о своем чувстве. Он видел в глазах ее теплое сочувствие и не больше.

Федор заметил, что с приездом Головенко Марья как-то оживилась и повеселела. По деревне поползли слухи, что новый директор частенько наведывается к «солдатке». Головенко действительно бывал у Марьи по вечерам, гулял с Вадиком…

Федор страдал.

Наглый намек Подсекина окончательно вывел его из душевного равновесия. На полном ходу он выехал в поле на пашню.

— Эх, Марья, Марья… — шептал он, стискивая руками рычаги управления.

Вдруг трактор зачихал, мотор начал работать с перебоями, и, наконец, машина встала. Федор раздраженно спрыгнул на пласты свежевывороченной земли. Жиденькая струйка дыма лениво тянулась из выхлопной трубы. Не в силах сосредоточиться, Федор начал отворачивать свечи одну за другой. Свечи были исправны. Он стал проверять электрооборудование, и в этот момент над ним прозвучал знакомый голос:

— Что случилось?.. Сами справитесь или помочь вам?

Федор резко выпрямился и, увидев директора, отступил от него. Он стоял в трех шагах от Головенко, весь собранный, как пружина, с крепко стиснутым в руке ключом; он сжимал его так крепко, что побелели суставы пальцев. Головенко со спокойным удивлением смотрел на горящие отчаянной решимостью глаза Федора. И снова, как в первый раз, когда он увидел его, откуда-то из глубины прошлого выплыл знакомый облик где-то попадавшегося на пути парня с таким же простым и открытым лицом.

— Вы почему не отвечаете? — сухо спросил он, подавляя в себе другой вопрос: «Где я тебя видел?».

Головенко вдруг понял, что Федор ревнует его к Марье. Эта мысль словно ножом резнула сердце. Он относился к Решиной по-дружески, как к жене Николая; она была для него живым воплощением их святого чувства дружбы с ним, и поэтому мысль о том, что его отношения к Марье могут быть истолкованы иначе, просто не приходила ему в голову. Это было оскорбительно. В то же время ему стало жаль Федора. Головенко с горечью усмехнулся и склонился над мотором, сунув голову под капот.

— Товарищ Голубев, вам перед выездом в поле надо было заправиться. В баке нет горючего. Потом, пашете вы скверно, с огрехами. Ставлю вам на вид, — сказал он, осмотрев мотор.

Федор вздрогнул.

— Прошу не забывать, — продолжал директор, — нервами землю не вспашешь.

— Знаю! — грубо выкрикнул Федор.

— Ну вот и отлично, — Головенко улыбнулся. — Вечерком прошу зайти ко мне, поговорим, — добавил он и неторопливо пошел к полевому стану.

Спокойствие Головенко охладило бешеную вспышку Федора. Несмотря на острую ревность, Федор признался себе, что он побежден, что именно такого человека должна полюбить Марья и что он, Федор, в сравнении с ним — ничтожество. Но где и когда он видел эту широкую дружескую улыбку?

С новым башмаком Сидорыч, запыхавшийся от быстрого хода, вернулся на поле. Головенко пахал. Невдалеке стоял заглохший трактор Федора. Рассказав, как надо сменить башмак, Головенко пошел к нему. У Сидорыча екнуло сердце. Для него был понятен намек Подсекина Федору. И в то же время он считал себя виноватым в этом. Он жалел Федора.

Когда Головенко скрылся из виду, Сидорыч подошел к Федору.

— Федя, сынок, не серчай на меня. Из-за меня вся обида. Директор-то мужик правильный, душевный. Вишь, сколько вспахал, пока я в мастерскую ходил. Я говорю, как теперь пашню считать, в чью пользу? А он отвечает: «Конечно, в вашу». Я, выходит, не работал, а вот, видишь, как теперь…

Сидорыч засмеялся. Федор тупо смотрел на него, не понимая с кем он говорит и зачем он тут.