Теплая летняя ночь спускалась на землю. Золотистые поля потускнели. Вдали, у подножья сопок, над рекой повисло, как дым, голубоватое облачко тумана. Туда с легким свистом, рассекая прозрачный воздух, тянули утиные стайки. Несмолкающий металлический звон кузнечиков висел в воздухе.
По узенькой, заросшей пахучей полынью тропинке Головенко выбрался с поля на шоссе и зашагал по гладкому, залитому лунным светом полотну дороги, ведущей к Красному Куту. Вскоре его нагнала какая-то подвода.
— Садитесь, Степан Петрович, подвезу, — услышал он знакомый женский голос.
Янковская возвращалась из Комиссаровки. Головенко невольно вздрогнул, услышав ее голос. Он до сих пор помнил тот вечер, когда вызывал ее передавать сводку в райком, не мог забыть ее лица, как-то по-новому осветившегося тогда. Всячески старался Головенко отогнать от себя мысли о Клаве, но теплое незнакомое чувство при встречах с нею каждый раз невольно охватывало его.
Головенко забрался на мягкое сено в телегу. Лошадь пошла шагом. Телега, мягко постукивая, катилась по дороге. Клава сидела, вытянув ноги. Она глядела вперед.
— Подхлестните, Клавдия Петровна, — глядя на дальние огоньки деревни, сказал Головенко.
— Торопитесь? — не оборачиваясь к нему, спросила Клава. — А мне хорошо сейчас… ехала бы долго, долго. И думала бы обо всем. Она повернулась к Степану и тихо засмеялась.
По спине лошади скользили тени придорожного ивняка. Покойно постукивали ступицы колес. И неотступно, как бы преследуя телегу, слышался булькающий звук.
— …Брю-ю… брю-ю…
Копыта лошади ударили в деревянный настил, и колеса затарахтели по мосту.
— Скажите, Степан Петрович, о чем вы сейчас думаете?
— О вас, — признался Головенко, чувствуя, как горячая волна прилила к его лицу.
— Думаете обо мне плохо, правда?
— Нет, почему же? — сказал Головенко. Слова не шли ему на ум в этот момент.
Луна все выше и выше забиралась на небосклон у сопки, на болоте резко вскрикнула цапля. Через дорогу бесшумно промелькнула тень какой-то птицы. В деревне тявкнула собачонка. Послышалась песня и замерла вдали.
— Обо мне нельзя хорошо думать. Я очень плохая. Я говорю правду… Я не могу устроиться в жизни… Мне все чего-то нехватает.
Головенко смотрел на ее казавшееся голубоватым в лучах луны лицо, стараясь понять ее мысли, ее переживания.
Клава продолжала:
— Я всем завидую — Марье, Сидорычу, Федору, вам — у всех заполнена жизнь. А у меня?.. Это не разочарование в жизни, нет, это совсем другое. Это я даже не знаю как назвать.
Вот, когда я училась, — были какие-то мечты. Я думала, что открою что-нибудь очень важное… Я ведь кончила фармацевтический техникум. А потом — все пошло не так. Вышла замуж, приехала с Янковским сюда и превратилась сама не знаю во что.
Она замолчала и концом возжей хлестнула лошадь. Та испуганно присела, дернула телегу и пустилась, вскачь.
Головенко отобрал у Янковской возжи и сдержал лошадь.
— Теперь я́ не хочу торопиться… — сказал он негромко. — Еще успеем… Клавдия Петровна, вы не обидитесь, если я вам наговорю… неприятностей. Не обидитесь?
— Нет, не обижусь…
— Ну, смотрите, чтобы нам не поссориться.
— Для вас это не страшно.
Клава с горечью усмехнулась.
Головенко, собираясь с мыслями, неторопливо свертывал папиросу.
— Вы кому-нибудь говорили об этом… — спросил он, закурив, — вот о том, о чем вы сейчас сказали?..
— Нет, никому… Да и кому какое до меня дело…
— Постойте, — перебил ее Головенко. — Как это «кому какое дело»? Вам тяжело именно потому, что вы так думаете. Вы завидуете всем, а кто вам мешает стать прочно на ноги, найти себе работу по душе?
— Но ведь не могу же я быть трактористом, — перебила его Клава.
— А почему? Если захотите — станете и трактористом.
— А если я не хочу?
— Но чего-нибудь вы да хотите?
— Меня интересует фармакология, химия. А где здесь, в деревне, я найду себе работу по специальности. Профессия моя городская…
— Что же, переезжайте в город, — безразличным тоном сказал Головенко, чувствуя при этом, как тоскливо сжалось сердце.
— Вы советуете? — живо обернулась к нему Клава.
— Нет, не советую. Не советую потому, что ваша специальность нужна и в деревне, скоро нужна она будет и в Красном Куте, — не сразу ответил Головенко.
Клава засмеялась.
— Спасибо за приятное обещание… Когда же это «скоро»?
Головенко помолчал.
— Я вам ничего не обещаю и не буду обещать. Сегодня я не могу сказать, что мы в Красном Куте построим химический завод, но лаборатория — исследовательская лаборатория — нам необходима. Она нужна Гавриле Федоровичу для его работы. Если захотите, вы найдете применение своим знаниям.
Клава быстро повернулась к нему. Если бы лицо ее не оставалось в тени, Головенко смог бы увидеть, как оживленно и радостно сверкнули ее глаза.
Телега выехала на пригорок. Далеко впереди на фоне темнеющей тайги яркими звездами засияли огни МТС. Несколько, минут ехали молча.
— Гаврила Федорович — странный человек, — сказала Клава задумчиво.