Простые люди

Головенко сел за стол, вынул тетрадку с записями, нашел в книге страницу, на которой остановился, и, стараясь отогнать посторонние мысли, стал читать… Некоторое время ему не удавалось сосредоточиться, потом он увлекся содержанием книги и не заметил, как вошел Федор, уселся у круглого столика в углу, зашуршал газетами. Впрочем, это было обычным явлением — Федор каждый день заходил на огонек почитать газеты, и Головенко привык к этому. Прошло, вероятно, не меньше часа, когда вдруг Головенко встал и, взволнованно что-то бормоча себе под нос, заходил по кабинету с заложенными за спину руками. Федор украдкой посматривал на него поверх газеты, испытывая некоторое неудобство от того, как показалось ему, что директор не замечает его присутствия в кабинете. Это оказалось не так. Головенко подошел к нему, молча взял за рукав, потащил к столу, сунул ему книгу и показал на отмеченное карандашом место.

— Читай. Вслух читай, — приказал он.

«При вмешательстве человека является возможным вынудить каждую форму животного или растения более быстро изменяться и притом в сторону, желательную человеку. Для человека открывается обширное поле самой полезной для него деятельности…»

— Здорово! — прервал Головенко. — Ты понял Федор, а? Вот в чем соль. Как сказано!

Головенко сияющими глазами смотрел на Федора с таким видом, точно эти слова принадлежали не Мичурину, а самому Головенко.

— А вот еще: «Мы не можем ждать милостей от природы; взять их у нее — наша задача». Ты понял, Федя, какой это был человек? Революционер!

Головенко прошелся по кабинету и тихонько, словно боясь спугнуть мысли, сел за стол. Федор листал книгу.

— Вот, Федя, — заговорил Головенко, — теперь понимаешь смысл работы нашего Боброва?

Федор оторвался от книги и некоторое время задумчиво смотрел на зеленое сукно стола. Потом, кивнув головой, сказал:

— Да, понимаю.

— Теперь понимаешь нашу задачу для того, чтобы совместными усилиями взять у природы все? — с напором допрашивал Головенко.

Федор молчал. Головенко неторопливо начал рассказывать о том, что он передумал за эти дни по поводу работы Боброва. Они не заметили, как мигнул свет: предупреждение об окончании работы электростанции. И только когда он потух, оба поняли, что пора расходиться.

— Ложись спать не позже часу, — с усмешкой проговорил Федор.

— Ничего. Сделаем, чтобы всю ночь свет горел; а если надо, чтобы и днем ток был, — отозвался Головенко, гремя в темноте ключами.

На улице их окутала бархатная тишина теплой ночи. Сонное бормотание реки слышалось от сопки. Из конца в конец в деревне было темно. Только в одном окне виднелся робкий, красноватый свет.

— У кого это? — спросил Головенко, хотя знал у кого горит свет.

— Кажется, у Янковской, — ответил Федор, зевнув.

— А ты знаешь, Федя, Клавдия Петровна окончила фармацевтический техникум. Она же будет хорошей лаборанткой, — тронув за рукав Федора, горячо вполголоса сказал Головенко.

На лице Федора расплылась улыбка, глаза сузились, точно прицелились, и он в тон Головенко ответил:

— Понимаю… Все понимаю!

Головенко в тоне голоса Федора уловил дружескую иронию. Он шлепнул его по плечу.

— Чертушка ты осиновый!

«Почему не спит?» — думал Головенко, шагая к дому по залитой лунным светом дорожке. И от того, что она не спит и что ему также совсем не хочется спать, на душе стало тепло и радостно.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

В глубине души Головенко надеялся, что Подсекин обдумает свое положение и возьмется за работу. Такой поступок с его стороны был бы вполне естественным и правильным. Однако он ошибся. Утром в приемной он застал Подсекина. Головенко шел из мастерской. Настроение у него было самое хорошее. Сегодня к полудню выйдет в поле еще один комбайн. Он поздоровался с Подсекиным и, все еще надеясь, что тот пришел вовсе не за расчетом, пригласил его в кабинет. Подсекин хмыкнул и пошел за ним. Уселся вразвалку, закинув руку за спинку стула.

— Поздненько выходите на работу, — насмешливо проговорил Подсекин.

Головенко с нескрываемым любопытством рассматривал бывшего механика. «Как это у него быстро: из подхалимски вежливого сразу превратился в хама», — подумал он.

— Пришел за расчетом, который вы мне обещали, — объявил Подсекин таким тоном, как будто он сделал великое одолжение директору.

Глаза наглые, мутные — должно быть с похмелья, красные губы растянуты в усмешке.

— Ну, что же, Подсекин, держать не стану. Слышали, как о вас коллектив отзывается?

Подсекин нервно передернул плечами.

— Не думаете ли мне читать нравоучения? Слушать не буду. Пишите приказ.

— Нравоучений читать я не собираюсь, но должен вас предупредить, что с таким отношением к делу и к товарищам вы нигде долго не удержитесь.

Замечание насчет отношения к товарищам обидело Подсекина.